Телохранитель для Оливки

Давыдова Ирина

Со слов Булата я мог судить что у него с женой такие же отношения, и их семья желает для Оливии того же самого. Все как один говорили, что Даниэль не был ее судьбой, и не понятно, за что девушка полюбила Моретти. Отличался он лишь красотой. Все. Других положительных качеств я не услышал. А учитывая, как семья Байер и Богословских стояли друг за друга горой, то о Моретти они так отзывались не зря. Да и то, что он хотел изнасиловать свою жену ставило под сомнение, что он в принципе является мужчиной. Каким ублюдком надо быть, чтобы взять женщину силой? На самом деле

представить сложно. Даже несмотря на то, что у меня были дела, связанные с насилием. Правда, в таком случае я всегда был на стороне потерпевшей.

Приняв контрастный душ, сварил себе кофе, и уселся в кресло в комнате около панорамного окна. Время беспощадно бежала вперед, не щадя никого. Через несколько дней наступит осень, дети пойдут в школу, пожелтеют листья, трава. Люди начнут кутаться в теплые кофты и куртки. Но кого-то будут согревать любимые объятия, а кто-то по чье-то вине не сможет находиться хотя бы просто дома. Все чаще меня стало заботить положение моей нынешней подзащитной. Я душой ощущал, что она хороший человек, и до последнего не верил, что Оливия может быть причастна к убийству. Она дочь своих родителей: воспитанная, добрая, но, к сожалению — несчастная.

Все чаще и чаще ловлю себя на мысли, что думаю об Оливии как о девушке. И за все это время я так и не понял, чего не хватало ее мужу. Возвращаясь в прошлое, в тот вечер, когда я подал им авто к зданию, я запомнил ее сияющую, красивую и притягательную. Несмотря на то, что учудил этот отморозок. Но кажется, будь у меня такая женщина, я бы ни за что не посмотрел в сторону другой. Даниэль же изменял не стыдясь. Чего мужику могло не хватать? Если ради тебя девушка оставила родных в Киеве и переехала в Сицилию. Заботилась, любила, переживала. Хотел бы я ощущать подобное — любить и быть любимым. Но еще больше я хотел бы помочь Оливии и поскорее вытащить ее из Сизо.

Сделав глоток кофе, посмотрел на время. Пора собираться. Нужно еще фото распечатать, а потом заехать к Оливии, и хоть немного ее порадовать. Черт! В моей практике разное встречалось, но чтобы я вез фото сына подзащитной? Пожалуй, впервые.

— Игнат?

— Здравствуй, — тихо произнес я, войдя в палату к Оливии.

На ее лице, как и всегда, когда я приходил к ней, четко читалась надежда. И мне бы очень хотелось ее порадовать. А точнее исполнить ее желание. Вытащить отсюда.

— Здравствуй, — уже более спокойно ответила она, и легла обратно на подушки.

— Все будет хорошо. Я вытащу тебя отсюда, — сказал, опережая ее вопрос. Я все прекрасно понимал и видел, но взять ее за руку и вывести отсюда просто не мог.

— Этого никогда не произойдет.

— Не неси херню, ладно? Я тоже знаешь ли не юнец хренов, и работу свою знаю. Нас от свободы разделяет лишь побег Николетты. Не могла же она так просто сбежать! Переехать. Зачем?

— Значит, она сбежала? Но действительно, почему? Зачем ей это? Чего она боится?

— Ей явно есть что скрывать.

— Боюсь представить, что она могла быть причастна к этому.

— Я разберусь. Обязательно. Было бы у меня больше улик… ее бы уже в Интерпол объявили,

а пока увы. Нет возможности.

— Игнат, у меня… я… знаешь, у меня есть деньги, не так много, конечно, как у отца, но есть. Я бы могла заплатить. Чтобы меня под залог выпустили, — дрожащим голосом произнесла она, комкая пальцами одеяло.

— Девочка, ты думаешь, папа бы не заплатил за тебя залог? Да я сам бы его уже добился. Но сверху сидит тот, кому заплатили еще больше. Уж не знаю их целей. Но не в какую не хотят тебя отпускать без доказательств твоей непричастности. Это, к слову, очень странно.

— Страшно представить, кому я так мешаю, — грустно произнесла она, а я решил немного развеять печаль.

— Оливия, я тебе кое-что принес. Небольшой сюрприз.

— Думаешь, сейчас меня можно чем-то порадовать, кроме освобождения? — хмыкнула она, и подобралась, спиной укладываясь на подушку.

— Думаю, хоть чуть-чуть можно.

Я открыл папку с документами и достал из нее белый конверт. Немедля протянул его Оливии, которая схватилась за бумагу дрожащими пальцами.

— Что это?

— Открой, — кивнул ей, слегка улыбаясь.

Оливия тут же отвернула угол конверта и охнула, медленно вытаскивая снимки. В ее глазах застыли слезы, а свободная рука, выронившая уже пустой конверт, прикрыла рот.

Несколько долгих секунд она, не шевелясь смотрела на фото, с которого ей улыбался счастливый сынок. Глаза наполнены не только слезами, но и болью. Кажется даже отчаянием. А в моей душе что-то оборвалось. Самому стало больно от того, как ей тяжело вдали от сына. Вдали от собственного ребенка.

— Мой мальчик, — прошептала спустя несколько долгих секунд, — мой сыночек, моя кровиночка.

Она переложила снимки в другую руку, и пальцами правой руки принялась поглаживать лицо на карточке.

— Сыночка мой. Родной мальчик, — дрожащими голосом продолжала шептать Оливия, и крепко двумя руками прижала маленькую стопку карточек к своей груди.

По ее щекам покатились слезы, и она громко разрыдалась, спускаясь по подушкам и пытаясь спрятать от маня свою боль за одеялом. Но я не смог оставаться в стороне. Пересел к ней на кровать, и не позволив спрятаться, утащил в свои объятия. И только сейчас понял, насколько она маленькая. Хрупкая девчонка с ранимой душой. Ее тело дрожит от эмоций, а мне так хочется подарить ей покой. Забрать боль, которую она сейчас испытывает и увидеть на губах улыбку. Улыбку! А не кровь. Так часто она кусает губы на нервной почве.

Я держал ее в своих руках до тех пор, пока Оливия полностью не успокоилась. И лишь когда я заметил, что она начала засыпать, убаюканная моими объятиями, я осторожно уложил ее на кровать. Она продолжала прижимать снимки к груди, я укрыл ее одеялом, желая, чтобы тепло оставалось с ней как можно дольше.

— Я завтра приду, — прошептал негромко, и забрав с тумбочки свою папку, прошел к выходу.

— Игнат, — услышал тихий шепот. Обернулся, — жаль, что я не встретила тебя раньше.

— Возможно, ты встретила меня вовремя? — спросил, посмотрев в сонные глаза.