Телохранитель Каина
Шрифт:
– И он не догадался даже? – усомнился Китайгородцев.
– Он был пьян, – повторил Михаил. – Ему Наталья Андреевна сказала, что Стас жив, а он, наверное, подумал, что это такая материнская истерика. Что она никак не может поверить. И он в ответ ей – это на моих глазах, мол. А там уж я забрал у Натальи Андреевны телефон.
– Вы сразу поняли, что к чему?
– Я понял. А она – нет.
– Почему она не поняла?
– В шоке была. Стас выглядел ужасно. Она за него испугалась. Я пробовал
– В больницу приехал?
– Нет, в наш дом. Я уговорил Наталью Андреевну молчать пока и про больницу, и про то, что Стас жив. Глеб приехал. Снова сильно пьяный. И все нам повторил – про несчастный случай. Там был полный бред. Концы с концами не сходились. Даже Наталья Андреевна уже видела, что он врет.
– И что она ему сказала?
– Ничего. Сделала вид, что поверила.
– Почему? – изумился Китайгородцев.
– Заторможенность такая. Спрятать голову в песок и ни о чем не думать. Потому что не укладывалось в голове. Брат – брата! Матери в такое поверить невозможно.
– А ты?
– Я все понял, – сказал Михаил. – Этот подонок спьяну о чем стал болтать? О том, что теперь будет с делами Стаса, с бизнесом его управляться. Что надо что-то срочно предпринять, а не то его растащат.
– Значит, открытым текстом?
– Вот-вот! – зло сощурился Михаил. В нем клокотала ненависть. – И тогда она предложила…
– Мать предложила? – уточнил Китайгородцев.
– Да! Мать предложила сделать вид, будто со Стасом все в порядке. Это ей такой выход виделся. Опять же – голову в песок. С врачами договорились. Чтобы ход делу не давать. Отец Алексей пообещал молчать. Ну, с Константином Федоровичем пришлось решать проблемы…
– Кто такой?
– Он у Стаса всеми делами заправляет. Стас ведь только владелец, он лично никаких бумаг уже давно не подписывает, все делает этот Константин. Надо было с ним договориться. Чтобы он сдуру не поднял тревогу. Предъявили ему Стаса. Стас, сам видишь, в каком состоянии. Константин покумекал и решил, наверное, что ему лучше ни во что не вмешиваться.
– А риск для него?
– Он исполнитель, с него спроса нет. А зарплата будь здоров. Мы ему еще накинули. Договорились, в общем.
– Теперь боишься Глеба? – спросил Китайгородцев.
– Он что-то почувствовал, – скривился Михаил. – Такое, видно, не скроешь. И стал шнырять, вынюхивать, где Стас. Привык уже к хорошей жизни, падла. Хочет, наверное, на все добро лапу наложить. Уже Стасом Георгиевичем себя зовет. В роль вошел, во вкус.
Их взгляды – Китайгородцева и Михаила – встретились.
– Зачем же ты выбрал именно меня? – вырвалось у Китайгородцева.
Почему, мол, с этим Глебом должен рассчитаться я, а не кто-то другой?
Михаил понял, о чем речь.
– Ты убивал уже! – сказал он, и на Китайгородцева дохнуло холодом.
– Я с тебя не слезу, пока ты не исправишь дело!
– Ты ничего не сможешь изменить! – покачал головой Михаил.
– Я тебя прошу!
Но сам Китайгородцев видел, что это бесполезно. Тогда он вцепился Михаилу в горло. Задушил бы, но видевший все Потемкин выскочил из машины, повис на Китайгородцеве, умоляя его:
– Не надо! Прошу, не надо!
Китайгородцев очнулся, отпустил захрипевшего Михаила.
«Ты ничего не сможешь изменить. Ничего. Даже если его убьешь».
– Я донесу на тебя! – пробормотал Китайгородцев.
– Давай-давай! – хрипел и кашлял Михаил.
«Все бесполезно. Ты ничего не сможешь изменить».
Михаил взял за плечо невозмутимого Стаса и повел его к дверям больницы. Последний, единственный защитник Стаса. Он Стаса не даст в обиду. Сам выдержит все, сам примет смерть, если будет угодно богу, но врагам Стаса по земле не ходить.
Пока была жива Наталья Андреевна, у Китайгородцева еще сохранялся шанс. Теперь уже не то. Не на кого рассчитывать. Что бы ни предпринял сейчас, поправить ничего уже нельзя.
«Ты ничего не сможешь изменить».
Китайгородцев вел машину и видел только небольшой участок шоссе перед собой – весь мир для него сейчас перестал существовать. Он очнулся, только завидев впереди знакомый силуэт монастыря. Повернул голову. Потемкин сидел рядом с ним.
– Я уже как робот, – пробормотал Китайгородцев.
Он даже не заметил, как вернулся туда, где был сегодня ранним утром. Это его ужаснуло. Он заподозрил, что к нему вплотную подступило безумие, наступления которого он со страхом ожидал все последние дни.
– Я могу довезти вас до какой-либо станции, – предложил Китайгородцев.
– А вы? – спросил Потемкин.
Китайгородцев пожал плечами.
– Не знаю, возможно, я останусь здесь. Заночую, если монахи не прогонят. – Он с тоской смотрел куда-то вдаль. – Как думаете, что можно сделать? – спросил он внезапно.
Потемкин понял, что это про завтрашний проклятый день.
– Возможно, что наши страхи преувеличены, – сказал он неуверенно.
Китайгородцев посмотрел на него тяжелым взглядом, и Потемкин смешался, устыдившись собственного лукавства.
– Я тоже думаю, что ничего не сделаешь, – сказал Китайгородцев. – Остается ждать, чем все закончится. Сейчас в деревне спросим, в какой стороне станция…
– Я никуда не поеду! – запаниковал Потемкин.
– Почему? – спросил бесцветным голосом Китайгородцев.