Телохранитель
Шрифт:
— Привет. Ты решила для разнообразия заехать домой? — произнесла она и снова потянулась за соком.
Взяла стакан в руки, посмотрела на него и снова поставила. Было очевидно, что Йенни и понятия не имеет, кто ее лечил прошлой ночью.
— Риикка сказала, что я тебя разбудила, когда пришла домой в три часа. Сорри. Мы отмечали начало учебного года, и вечеринка немного затянулась…
— Ничего страшного. Мне все равно не спалось. Можно, я тоже налью себе сока? Я потом схожу в магазин, куплю еще. А то у нас в доме, похоже, кроме макарон, ничего нет…
Мне следовало встать
Шел дождь, и я решила, что соседка, Элли Вуотилайнен, едва ли куда-нибудь уйдет. Пенсионерка вселилась в этот дом одной из первых и была почти как крестная мать для всех новых жильцов. Я часто помогала ей выбивать на улице ковры, пару раз мыла окна. Я позвонила в дверь, и старушка возникла на пороге. На ней был пестрый передник, в квартире пахло свежеиспеченным брусничным пирогом.
— Вы только посмотрите, кто к нам пожаловал! — воскликнула она, всплеснув руками. — Хилья, заходи, пожалуйста! Давно же тебя не было. Сегодня видела из окна, как ты бегаешь под дождем в спортивном костюме. И как ты только не простужаешься?
— Ну почему это я должна заболеть от дождя? — улыбнулась я, заходя в квартиру.
— Ты очень вовремя. Я только что испекла сдобный пирог с брусникой. Мы с родственниками вчера ходили в лес по ягоду, добрались аж до Нууксио. Подожди пять минут, он должен еще немного зарумяниться. Кофе будешь?
Она провела меня в гостиную. Я огляделась. Хозяйка увлекалась росписью по фарфору, повсюду стояли ее произведения. Она с удовольствием их дарила, у меня в комнате тоже было несколько расписанных ею тарелочек. Старушка любила рисовать птиц и цветы, весь украшавший ее квартиру фарфор был яркой веселой раскраски. Я пробежала взглядом по стенам и замерла, заметив новую картину.
— Эту вещь ты купила у русского паренька, про которого мне рассказывали? — поинтересовалась я.
Хозяйка семенила за мной. Эта женщина, ростом не более полутора метров, так же излучала радость, как и ее фарфоровые безделушки.
— Тетя Элли, не стоит пускать в дом незнакомых людей.
— Ты что, считаешь меня совсем беззащитной? Уж поверь, я разбираюсь в людях. Этот Юрий очень хороший мальчик. Мы сразу нашли с ним общий язык. Он рассказал, что днем работает водителем мусоровоза, а ночами рисует. А все полученные деньги отправляет семье куда-то в Мурманскую область, откуда сам родом. Я напоила мальчика кофе и накормила пирогом с ветчиной — у бедняжки был такой голодный вид…
— Элли, почему ты выбрала эту картину?
— Юрий сказал, что она мне прекрасно подойдет по стилю. И действительно, посмотри, она отлично сочетается по тону с обоями и диваном. На самом деле мне больше понравилась картина с лебедями, но Юрий уговорил меня купить эту. Подожди, пойду посмотрю пирог и накрою на стол.
Я подошла ближе. В углу полотна стояла размашистая подпись «Юрий Транков». Вряд ли это было его настоящее имя. Такие полотна продаются у метро в Москве или Санкт-Петербурге. Нельзя сказать, что этот лже-Транков плохой художник: картина была написана смелыми и уверенными мазками, в сюжете чувствовалась динамика. Полотно было небольшого размера — где-то сорок на тридцать сантиметров — и в другое время очень бы мне понравилось: рысь перед прыжком на фоне темных заснеженных скал. Но сейчас я поняла — это не просто картина, это предупреждение, угроза. Я вспомнила хриплый голос в телефоне: «Ты понятия не имеешь, кто стоит за убийством твоего шефа, если не хочешь закончить так же, как рыси, из которых сшили ту шубу…»
За чашкой кофе я задала несколько вопросов о художнике. Соседка вспомнила, что свои картины он возит в сумке на колесиках и просит за каждую пятьдесят евро. Она дала ему шестьдесят, поскольку в кошельке нашлось три купюры по двадцать евро.
— На каком языке вы общались? Он говорит по-английски? Ты же вроде по-русски не понимаешь.
— Нет, мы беседовали по-фински. И он весьма неплохо знает язык, особенно учитывая, что приехал в Хельсинки только прошлой осенью. Очень способный молодой человек.
У Элли Вуотилайнен не было детей, и она с удовольствием брала под крыло молодых людей, с которыми ее сводила жизнь. Я поинтересовалась, не оставил ли Юрий номера телефона или другого способа с ним связаться. Но, кажется, парень был настолько беден, что не мог позволить себе даже мобильника. Я пожурила соседку за то, что она так легко впустила в дом чужого человека, а она обвинила меня в черствости, сказав, что бедняга унес только три куска пирога с ветчиной, да и те она всучила ему почти насильно. Честно говоря, я тоже не думала, что парень когда-нибудь вернется с намерением ограбить пожилую даму. Он должен был передать мне весточку, и ему удалось отлично выполнить свою задачу.
Элли прекрасно рисовала, и я попросила ее набросать портрет Юрия Транкова. Она покачала головой:
— Детка, ты слишком подозрительная. Наверное, это все твоя профессия.
В свое время я рассказала ей ту же байку, что и соседкам по квартире: будто занимаюсь сопровождением ценных грузов и охраной промышленных объектов. Немного поворчав, она все же взяла карандаш, и через некоторое время на бумаге появилось изображение молодого мужчины славянской внешности: худощавого, с длинным лицом, запавшими щеками, высокими скулами и узким носиком, с бородкой, даже скорее щетиной, и короткими бакенбардами.
— Жаль, что у тебя нет его адреса. Ему бы понравился этот портрет. Продашь мне его?
— Что значит «продашь»? Возьми так, если нравится, и отнеси, пожалуйста, половину пирога Йенни и Риикке. Кто из них сегодня так колобродил ночью, что перебудил половину дома? Думаю, что Йенни, ох уж эти мне артистки…
У Риикки был копировальный аппарат, и я сняла несколько копий с портрета Транкова. Сама Риикка мгновенно узнала того, кто недавно стучался в нашу дверь.
— Если еще раз увидишь его, сразу скажи мне. И, ради бога, ни за что не пускай на порог. Передай это Йенни, когда проснется.