Телохранитель
Шрифт:
— У нас что, солдат, новый устав ввели, и теперь правильно на вопрос старшего начальника отвечать: «He-а!» А ну быстро ответить, как положено по форме!
— Никак нет, товарищ лейтенант! — отрапортовал балабол, не опуская на землю своей драгоценной ноши.
— Да ты положи барана-то на землю, — продолжал я, но уже более умеренным голосом. — Он связанный, никуда не убежит.
Животное, приговоренное к скорой лютой смерти, забилось под ногами младшего сержанта и жалобно
— Так, беретик надень, ремешок поправь. — Я глядел на бойца и думал: «Как только таких идиотов в армию призывают? У него ведь на физиономии пропечатано, что ему полагается „белый билет“».
— И сапожечки, — посоветовал ему, — сделай так, чтобы они не гармошечкой были. Сейчас так уже не носят. Не модно.
Младший сержант выполнял все приказы в точности, не убирая улыбки со своего лица. Похоже, ему всегда было весело.
— А теперь, смирно! — скомандовал я. — Фамилия!
— Младший сержант Мякишев! — прозвенел он.
— Слава богу, что не Кукишев, — пошутил фееричный Суслик. Чувствовалось, что он был благодушно расположен к этому дивному экземпляру защитника Отечества.
— He-а, не Кукишев, — ответил Мякишев, не переставая демонстрировать свои заячьи зубы.
— А похож, курносый. В смысле, на кукиш.
«Ну, все, — мелькнуло у меня в голове, — столкнулись два могучих интеллекта. Теперь начнется».
Я предвкушал комедь в исполнении Суслика, поэтому максимально серьезным тоном приказал ему:
— Лейтенант Суслов, продолжайте допрос задержанного.
Суслик прошелся перед Мякишевым той же лихой кавалерийской походкой, что и намедни вечером капитан Музыка — перед нами.
— Итак, младший сержант Кукишев… ой, извини, Мякишев, — проговорил он, — не успели, значит, прибыть в дружественную страну, а уже стали мародерствовать.
— Не-а! — Мы с Сусликом уже не реагировали на вопиющие нарушения воинского устава.
— Что значит: «Не-а!»? — строго спросил Суслик.
— Никак нет, не мародерствовать.
— Как не мародерствовать? А баран откуда?! — не унимался мой товарищ.
— Сменял.
— Где сменял?
— Да там. — Мякишев указал рукой за косогор. — Там, за охранением уже целый базар шумит. Все бегают, щебечут: «шурави! шурави! шурави!», и суют тебе под нос, что душа пожелает.
Суслик перевел дыхание и продолжил:
— На что сменял?
— На домкрат, — ответил Мякишев и после некоторой паузы развил свою мысль: — Так и не понял юмора, зачем этому старому дураку в чалме понадобился домкрат? Верблюда своего поднимать, чо ли?
Мы с Сусликом многозначительно переглянулись. Идиот идиотом, а имеет некоторую склонность к поверхностному анализу событий и явлений.
— Значит, младший сержант Мякишев. — Суслик многозначительно ткнул своим перстом указующим в чуждые небеса. — Не успели прибыть в дружественную страну, как тут же стали разворовывать матчасть?
— Не-а! — Боец был в своем репертуаре.
— Как же, — картинно удивился Суслик. — А домкрат-то, поди, казенный?
Увлекшись весьма продуктивной беседой с Мякишевым, лейтенант Суслов не заметил, как сам перешел на среднерусские говоры.
— Не-а! — выпулил из себя традиционное неуставное Мякишев и, не дожидаясь дополнительных расспросов, добавил: — Не казенный.
— А чей же?
— Мой личный, из списанных. С собой привез. На всякий пожарный взял.
— Ты бы еще с собой свою бабушку прихватил, — на этот раз с некоторой злостью в голосе произнес Суслик.
— А зачем вам баран, товарищ младший сержант? — вмешался я в разговор. — Что вы, позвольте спросить, будете с ним делать?
— Как что? — Мякишев впервые перестал улыбаться, видимо, вспомнил о досаждающем его голоде. — Зажарим на костре, товарищ лейтенант. Очень уж кушать хотца.
— А что, разве сухпай вам не выдали?
— Не-а!
«Да, прав бы Небабин, — подумал я, когда говорил о бардаке, сопровождающем ввод войск. — Не позаботились даже о том, как людей накормить».
«Жертвоприношение» афганскому Молоху между тем продолжало трепыхаться на земле, жалобно блеяло и трясло от страха курдюком, который при ходьбе барана должен был доставать до земли.
— Знаешь что, боец Мякишев, — сказал я парню. — Бери-ка ты свой трофей и дуй к своим, да побыстрее, а то они тебя, наверное, заждались и все уже изошли слюной.
Повторять дважды не пришлось. Мякишев перекинул барана за спину и засеменил к баракам при аэропорте, где уже начали разбивать палатки.
— Только имей в виду, Мякишев, что к тому времени, пока вы зажарите этого барана, нас уже выведут из Афганистана.
Ударившись о гребень хребта, «борт № 86 036» раскололся на две части. Обломки кабины соскользнули по пологому склону и зацепились за оказавшуюся у них на пути небольшую скалу. Они и остались лежать там на высоте свыше 4 километров 600 метров над уровнем моря. А фюзеляж с останками десантников рухнул в глубокое труднодоступное ущелье. Потерю «Ил-76» заметили только тогда, когда все военно-транспортные самолеты вернулись к месту базирования в Чимкент. Стали пересчитывать борта, одного недосчитались и только после этого бросились искать. Ой, бардак! Ой, бардак!