Телохранители тройного назначения
Шрифт:
Она не говорит ни слова до тех пор, пока не заканчиваются все анализы. Сейчас перед ней стоит хирург, держа нитку и иглу.
— И последнее, — весело говорит он, — нам просто нужно зашить Вашу щеку, мисс Сэйнт.
Она смотрит на иглу в его руках.
— Я хочу домой, — приказывает она тонким, но твердым голосом.
Я испытываю такое облегчение, слыша, как она говорит, что готов расплакаться.
— Мы почти закончили, любимая. — Я прижимаюсь поцелуем к её волосам. Медсестра в дальнем конце палаты приподнимает бровь, и я быстро отстраняюсь, прикусывая язык. Даже сейчас,
Хирург кивает.
— Просто позвольте мне зашить Ваш порез, и Вы можете быть свободны. — Он натягивает пару резиновых перчаток, но Брайар качает головой.
— Мне всё равно на порезы. — Она пытается соскользнуть с кровати. — Я хочу отправиться домой, сейчас же.
— Мы поедем, — успокаиваю я её, поглаживая по руке. — Поедем. Мы все вернемся в отель, и ты сможешь немного поспать. Тебе просто нужно ещё немного посидеть спокойно. — Я осторожно поднимаю её обратно на кровать.
Доктор улыбается, протягивая руку, чтобы потрогать порез.
Брайар отшатывается.
— Нет! Я не хочу накладывать швы!
— На Вашем боку их ещё больше, мэм, — указывает он. — Я не говорю о серьезной операции. Скорее всего, Вам придется прийти ещё на пару осмотров, но мы в кратчайшие сроки придадим Вашему лицу полностью заживший вид.
— Я буду держать тебя за руку, — говорю я ей. — Они вколют обезболивающее, тебе будет не так уж больно.
Брайар смотрит на меня широко раскрытыми глазами. Я абсолютно без понятия, что творится у неё в голове.
Медсестра выходит вперед с одноразовым шприцем, и хирург принимает его.
— Именно. Немного этого, и Вы почти ничего не почувствуете. — Он кладет руку в перчатке ей на щеку и подносит иглу. Брайар отдергивается, и хирург сдерживает проклятие, поскольку едва не попадает ей в глаз.
— Нет, нет.
— Мэм…
— Я не согласна на эти швы, — невнятно произносит она, пытаясь оттолкнуть мужчину от себя. — Остановитесь. Нет. Нет.
Хирург вздыхает.
— Мэм, Вы не в своем уме. Я бы настоятельно рекомендовал Вам прислушаться к Вашему парню. Он по своему опыту скажет Вам, что жить со шрамами на лице довольно трудно.
— Я не её парень, — поправляю я, пытаясь сохранять спокойствие. — Но да, это ебать как трудно. — Я понятия не имею, почему она сейчас упирается изо всех сил. Я не могу вынести и мысли о том, что ей придется вечно жить с этим шрамом. Напоминание о том, что произошло сегодня, останется на её лице до конца жизни.
Брайар хмуро смотрит на нас обоих.
— И что? Я хорошо справляюсь с трудностями.
Я пытаюсь подойти с другой стороны.
— Дело не только в том, как ты выглядишь. Это касается твоей карьеры, ласс. Могут возникнуть некоторые трудности с тем, чтобы быть актрисой или моделью, если у тебя будет огромный шрам на лице.
Она морщится.
— Меня не волнует модельный бизнес, — выплевывает она.
— Тогда
Она свирепо смотрит на меня.
— Потому что, может, если у меня останутся шрамы, то ты наконец-то поймешь своей тупой башкой, что я влюблена в тебя!
Всё стихает. На секунду мне кажется, что это происходит только у меня в голове; но я понимаю, что тихая болтовня врачей и медсестер, проходящих по коридору, стихла. Люди подслушивают. Но сейчас меня это не волнует. Её голос продолжает эхом отдаваться у меня в голове.
Я влюблена в тебя.
Господи.
Я неловко ерзаю на кровати.
— Брайар, у тебя сильный шок…
— Я люблю тебя, — упрямо повторяет она, затем повышает голос. — И он мой парень!
— Я не её парень, — говорю я, паника внутри меня нарастает. Боже, как это больно. — Брайар, пожалуйста, — умоляю я. — Пожалуйста, ты не можешь мыслить здраво.
— Почему ты думаешь, что я лгу? — требовательно спрашивает она, её глаза горят гневом.
— Я не думаю, что ты лжешь, я думаю, что ты устала, испытываешь боль и сбита с толку…
— Почему? — повторяет она, прерывая меня.
Я бормочу:
— Потому что…
Потому что сама мысль о том, что она любит меня, смехотворна. Это не «Красавица и чертово Чудовище», это реальная жизнь. Брайар не моя девушка; она совершенно недосягаемая знаменитая актриса, которой нравится трахаться со своими телохранителями. Вот и всё.
— Потому что ты считаешь, что твое лицо — источник всех проблем, — заканчивает она за меня. — Мне надоело это, Глен, я устала от того, что ты ведешь себя так, будто меня недостоин, только из-за какого-то чертового шрама! Мне надоело, что ты прячешься от фотографов, чтобы сохранить мой имидж. Мне надоело, что ты прячешь свое лицо от меня. Я обожаю твое лицо! Я так люблю его! Я хочу видеть его каждый день до конца своей жизни! — Её грудь сотрясается от рыданий. Я едва могу дышать. — Я думала, что ты, возможно, погиб, когда взорвались бомбы. Думаешь, мне было бы не так больно из-за твоих шрамов?
— Это не так… — протестую я.
Она пропускает мои слова мимо ушей.
— Это именно так. Ты думаешь, что значишь меньше меня. — Она протягивает руку и касается моей щеки, и мне приходится бороться с желанием отстраниться. Ее губы поджимаются. — Эти шрамы не делают тебя менее значимым по сравнению с любым другим мужчиной. Если уж на то пошло, они показывают, насколько ты лучше большинства людей. Ты — один из лучших людей, которых я когда-либо встречала. И, может быть, это эгоистично, но именно поэтому я хочу тебя только для себя.