Темень
Шрифт:
– Открой ворота… - с ходу бросил я, и пока Санёк тужился над тяжеленными стальными створками, я пинал ногами всякий хлам, пробираясь к стальному зверю. Испытание предстояло немалое: нужно было вытащить нашу чёрную колымагу, покоящуюся в бозе аккурат за кормой грузового СААБа, гордости фермера Васильева, то бишь папеньки моего.
Кое-как раскопав сей реликт, я потащил его в выходу. Задание это было чисто спецназовским: в узкий проход меж СААБом и стеной гаража МТ ещё как-то проходил, а вот я – никак. Посему карабкаться мне приходилось отчасти по стене, отчасти по металлической буде самого СААБа. В довершение пытки приходилось лавировать меж всяким хламом, наваленным близ стенки, да не задеть куполом нависающие полки с маслами да горючкой. И вообще – вы пробовали протащить два центнера груза, пусть даже и на колёсах, ползая по стенам, как Джеки Чан? Однако самое интересное ждёт меня впереди, когда кабина нашего транспорта кончится, и с левой стороны мне уже не за что будет цепляться. Туда, видимо, и грохнусь. А на меня двести кило чёрного металла. С аккумулятором… Однако ничего не упало. Как я успел его схватить – ума не приложу. Нельзя же, в самом деле, всерьёз поверить, что Санька, слабенький городской малыш, смог удержать заваливающуюся набок технику. Санька, который сам весил не больше колеса от этого мотоцикла…
Как бы то ни было, однако вскоре я уже присоединял аккумуляторные клеммы. Конечно, давненько я не выкатывал нашего динозавра, но вроде как завестись он должон. Ну, вроде всё: краник открыт, топливо подсосали, лапка на взводе… Поехали. Я вздохнул и повернул ключ. Нога стала на заводную лапку. Осторожно прокачал цилиндры. Всё. Пора…
Рывок… Второй… Ещё… Ещё, собака… Давай, мать твою…
Ни хрена. Что за чёрт? Чего тебе надо? Холодная ярость уже поднималась откуда-то снизу, заливая глаза, но я знал, что поддашься этой ярости – и всё, хана. Ни черта не получится, Будут только большие разрушения… Да и Санька стоял рядом, как надёжный предохранитель. Только он и не давал перегореть моим клеммам…
Я снял ногу с рычага и наклонился над чёрным дьяволом. Что же там не пашет… Уж и свечи надумал выкручивать, это при таком-то недостатке времени… И тут выловил краем глаза эту свою маленькую оплошность – тумблер аккумулятора был выключен. Вот те и поехали… Ну и лох. Я тут же щёлкнул выключателем. Лампочки весело загорелись. Я на них и внимания-то не обратил. Во, дело пойдёт.
После второй лапки мотор чихнул. После третьей схватил искру, но не удержал её и заглох. Я ещё подсосал топлива и рванул лапку энергичнее. Мотор взревел веселее. Не давая ему опомниться, я наддал газку. Движок заработал ровнее. Хорошо бы его ещё погреть… Да только в глубине сада я уж видел светлую фигуру. Никто, кроме мамочки, там не мог околачиваться. А теперь встречаться с ней мне не хотелось. Тем более кто знает, может и наткнулась она на мою злосчастную куртку… Потому я кликнул Санька.
Малыш радостно бросился ко мне, однако перед работающим чудищем оробел. Пришлось применить насилие, схватив его одной рукой под мышки. Санька вскрикнул то ли от восторга, то ли от испуга, очутившись на широком черном баке, прямо перед загадочными приборами типа спидометра. Однако опомниться я ему не дал, врубив первую. Зверь глухо взвыл, пытаясь встать на «козу». Санька завопил уже в голос, но природная тяжеловесность не дала машине оторваться от почвы, и, вспахав задней резиной землю, техника рванулась вперёд, стрёмно вильнув кормой.
Санька орал, пытаясь спрыгнуть на ходу, и мне приходилось держать не только тяжеленный мотор, но и его самого, через мгновение бросая руль, чтобы схватить Санька и опять ловить управление, выравнивая рыскающую машину.
– Спокойно, Санёк. Счас газку прибавим, ещё круче будет…- успокаивал я беснующегося мальчишку, однако мои уговоры действовали диаметрально противоположно: ребёнок совершенно потерял самообладание. Несколько раз я успевал схватить его за ворот практически в воздухе.
– Не надо, Пит! Не надо быстро! – просил Санька, а мне было смешно от его паники. У нас трёхлетних в тракторных кабинах возят, и ничего. В шесть лет уже сами за баранкой… Тут – не город. Ори, не ори – никто тебя не спрашивает, чего орёшь. Разве что вежливо попросят заткнуться.
Однако с Санькой так нельзя. Натура у него – похрупче вазы хрустальной. Тем он многократнее интересней мне, нежели приятели мои спитые, вроде Вишни-забулдона или Босого-жмота. Любопытней даже Крота, нынче немного припыленного, после ходки той памятной на Живодёрню. Раньше он у нас за авторитета ходил, обшныривши все руины да подвалы живодёрские. А теперь – срамота одна, хуже кришнаита стал: святой, как одуванчик. Крепче молока ничего в рот не берёт.
Да Бог с ним, с Кротом. Санька для меня – особая статья. Убей, не скажу, что в нём такое мне приметилось. Только вот липнет он ко мне, а мне будто маслом по сердцу. Хотя ко мне вся деревенская малышня вяжется. Мать говорит, что характер у меня мягкий. Ну, это как сказать. Хотя, ежель с Вишней сравнить или там со Шпалой – да, мягкий. Ещё какой мягкий. Только с Санькой всё равно – особый случай. Я для него типа брата старшего. Ну а Санька мне… Луч света в тёмном царстве. Лучше и не скажешь…
Посему хватит пугать ребёнка, пора сбрасывать газ. МТ нёсся по узкой улочке, стрелка спидометра ползла к шестидесяти, мотор успокаивался, осваивая четвёртую передачу. В принципе, тут за глаза хватило бы третьей, однако я видел, как Санька пугается громкого рокота движка, и теперь тихонько шёл на малых оборотах.
Малыш и в самом деле успокаивался. Его напряжённые плечи потихоньку расправлялись, спинка, судорожно вжатая в мой торс, вновь оживала, выпуская спрятанные в ужасе лопатки.
– Ну, как, не страшно? – наклонился я к Саньке. Ветер бросил мне в лицо светлые шелковистые волосы, пробежавшие по моей щеке пушистой белкой.
– Нет! Нет! – восторженно заорал Санька, перекрикивая шум ветра. И тут же опомнившись, поправился: - Только не гони!
– Не буду,- согласился я. Мне действительно не хотелось больше пугать Саньку. Мне нравилось чувствовать его доверчивое тело, мне нравилось, когда его волосы ласкали мою щёку, и ещё – мне нравился Санькин смех. Мне хотелось, чтобы Санька смеялся всегда.
Зверь весело летел вперёд. Котлы аккуратно отрабатывали свою мелодию – мелодию приглушённого рокота и стрекотания кузнечиков, мортёры мягко принимали неровности дороги, и даже глубокий сухой песок ничуть не мешал ходу. Мы просто неслись по прямой, подминая его под себя. Тяжёлая машина шла прямо, уверенно и прочно. Мне почти не приходилось удерживать руль – мои руки просто лежали на чёрных ручках, и всё. Заборы вскачь проносились мимо, разные: деревянные, металлические, крашенные, ржавые, новые и ветхие. В зеркалах заднего вида клубилась поднятая нами пыль.
– О-го-го! – восторженно орал Санька, сползая на пригазовках с бака на мои колени. Ветер уже солидно хлестал по глазам, и мне приходилось зажмуривать их, чтобы как-то следить за дорогой. Саньку, казалось, ураган не смущал.
Я резко выщелкнул передачу. Мотор взвыл и потихоньку стал утихать, работая вхолостую. Зверь снижал скорость, и стрелка спидометра медленно, но верно ползла с шестидесяти к нулю. Впереди перегородил дорогу заслон из малышей. Сбивать кого-то мне вовсе не хотелось, а ребятня, по всей видимости, не собиралась меня пропускать. Я знал их тайные желания: забраться в седло и пронестись с ветерком по посёлку. Любой парень об этом мечтает. Даже если ему всего семь лет. Я тихонечко стал притормаживать.
МТ сбавил скорость и послушно затормозил, оставляя за собой длинную полосу. Толпа ребятишек мигом обступила нас с Санькой.
– Петь! Меня возьми!
– Меня! Меня, Петь!
– Ну-ну. Счас – всех! Только коляску прицеплю… - отбивался я. Сашка весело смеялся, не допуская, однако, попыток стащить его с бака, предпринимаемых наглой ребятнёй. И тут, откуда не возьмись (тоже мне фразища! Известно откуда – из дому припёрся!) материализуется передо мной дружок мой закадычный, Васька. Но это для формы Васька, у нас он завсегда Босой. Я даже подозреваю, что большинство пацанов уже и не помнят, как там Босой по документам проходит. Босой да Босой. Как я – Птица.