Темна египетская ночь
Шрифт:
Подергав наручники, я убедился, что проще отгрызть руку, чем порвать крепеж, соединяющий браслеты. Эх, где ты, мой допинг? Сейчас я бы не стал от тебя нос воротить. Но если браслеты оказались несокрушимы, то железный поручень не справился с задачей, возложенной на него полицией. После того, как я, ухватившись за него, несколько раз рванул в полную силушку, болты, возмущенно поскрипывая, начали постепенно высвобождаться из гнезд. Так что к десятому разу я уже держал в руке вырванный «с мясом» поручень и скидывал с него ненавистный «браслет».
Пробежавшись вдоль подозрительно накренившегося вагона и убедившись, что
Отбросив колебания, я припустил к джипу, и ветер подгонял меня в спину, прибавляя скорости моим не слишком послушным ногам. Мне удалось одолеть, наверное, метров двадцать, когда раздался отчаянный детский крик:
– Помогите! Помогите моей маме! Ну, помогите же!!!
Не знаю, как бы я поступил, если бы призыв о помощи раздался на другом языке. Но ребенок кричал по-русски и меня, казалось, без малейшего участия с моей стороны развернуло на 180 градусов. А потом бросило к распростертой на земле женщине и заплаканному мальчишке, пытавшемуся вытащить ее из под опрокидывающегося на них вагона. Возмущенный таким самоуправством ветер во всю мощь задул в лицо, пытаясь помешать творимому мной безрассудству. Говорят, есть яхты, которые могут идти против ветра. Я стал именно такой яхтой. Преодолевая воздушный поток, я схватил женщину за руку и успел оттащить прочь от гремящей и скрежещущей смерти.
Опустившись на колени, я склонился над соотечественницей, на глазок прикидывая, в чем причина обморока. Множественные кровоточащие порезы свидетельствовали, о том, что ее, скорее всего, выбросило из окна и оглушило.
– Не хнычь, не девчонка, – строго сказал я мальчишке, размазывавшему слезы по щекам. – Давай лучше посмотрим, нет ли у твоей мамы переломов.
И уже собирался исполнить задуманное, как почувствовал спиной знакомый холодок. Глаза десятилетнего пацана испуганно расширились. Он то и дело переводил взгляд с моего запястья, которое обхватывали наручники, на пистолет, направленный мне в затылок.
– Лечь на землю. Руку за голову, – приказал лейтенант Сабир, черт знает откуда взявшийся. И по его тону легко было догадаться, что шутить он не намерен. Но не успел я выполнить приказ облеченного полномочиями представителя египетских властей, как мальчишка бросился к нему и, бесстрашно ухватившись руками за пистолет, закричал:
– Дяденька, беги!
Сабир отмахнулся от него, как от надоедливой мухи, и мальчишка, отлетев на несколько шагов, тяжело шлепнулся на землю. Этой заминки мне хватило, чтобы вскочить и, вложив всю силу в один удар, провести свой коронный апперкот. Полицейский упал без единого звука. «Нокаут», – определил я, бросаясь к джипу. И дальше все пошло как по маслу. Ключи оказались в замке. Машина завелась «с пинка». Даже дорога впереди оказалась свободной. Только ветер не разделял моего душевного подъема и укоризненно шептал, что уже поздно.
Объезжая спешащие к месту катастрофы автомобили «Скорой помощи», я настолько сосредоточился на проблеме однорукого вождения, что сперва даже не заметил перегородивший мне путь черный «ролс-ройс». А когда заметил, было, действительно, поздно.
Дверцы автомобиля распахнулись, и на грешную землю ступил сам Ашраф Салех в сопровождении трех телохранителей, выдрессированных так, что мне и здоровому с ними было не сладить. Даже по одиночке. И все же я облегченно вздохнул – Карима среди них не было. А значит…
– Куда же вы собрались, господин Семенов? – вежливо осведомился нефтяной воротила, глядя на мои тщетные попытки дать задний ход. Именно тщетные. Потому, что вывернувшая из ниоткуда машина скорой помощи, преградила мне путь к отступлению.
Рядом со мной на сидении лежал пистолет, приватизированный у отправленного в нокаут лейтенанта, но я не спешил им воспользоваться. Все равно уйти мне не дадут. К тому же я совсем не собирался убивать Ритиного папочку-миллионера. По крайне мере, пока не выясню один очень важный вопрос.
– Вы не находите, что нам нужно поговорить? – продолжал между тем Ашраф. – Сюда вот-вот пожалуют ваши друзья полицейские, с одним из которых, вы несколько грубо обошлись. И разговор пойдет уже совсем о другом. О наркотиках, например. Так что прошу в машину. По дороге мы как раз успеем обсудить интересующие нас обоих темы.
Под дулами трех пистолетов я медленно выбрался из джипа и двинулся навстречу улыбающемуся Ашрафу.
– Я знал, что вы разумный человек, господин Семенов. Прошу на заднее сидение. Не возражаете? Ну, что же вы! Расслабьтесь, будьте как дома…
Быть, как дома мне мешали дюжие телохранители, между которыми я чувствовал себя сплющенной котлетой из гамбургера.
– Вы еще расскажете мне о своих приключениях. Вижу, они были для вас малоприятными. Но об этом позже. Сейчас меня интересует один единственный вопрос: где моя дочь?
Я молчал, еще раз прокручивая в голове то, над чем ломал голову по дороге в Каир. Если при всех своих возможностях Ашраф не сумел за это время отыскать следы Андрея, Риты и Ольги, значит, они или покинули Египет или… Хренушки! Ничего они не покинули. Миллионер первый узнал бы об этом, с его-то сетью осведомителей. Так что оставался самый паршивый вариант – Кариму все же удалось схватить сбежавшую добычу.
– Почему вы молчите? – прервал мои невеселые размышления господин Салех. – Советую во всех подробностях рассказать, что с вами произошло с момента побега, и где сейчас находится моя дочь. В противном случае я выдам вас полиции, и вы пойдете под суд по обвинению в контрабанде наркотиков.
Мои пересохшие губы растянулись в кривой улыбке. Ашраф даже не предполагал, что в угрозах никакой нужды не было. Потому, что я твердо решил рассказать все. От А до Я. Если кто-то и может вырвать дорогих мне людей из цепких рук двоюродного племянника, так это только сам дядюшка. Из двух зол, как известно, выбирают меньшее. Рите от Ашрафа однозначно ничего не грозит, да и Андрея с Ольгой он, пожалуй, отпустит, как обещал. А вот Кариму после моего чистосердечного признания не сносить головы, и это меня очень даже устраивает. Так что я с удовольствием выложу карты на стол. Лишь бы не оказалось слишком поздно…