Темная гора
Шрифт:
— В странствиях мне довелось слышать про остров большой, что под воду ушел, гневом богов разрушенный за день и за ночь, — сказал Одиссей. — Но не ведал о том, что правдивы истории эти.
Родот что-то прошептал молчаливому Караму, тот буркнул непонятно, и тогда лысый старец пояснил:
— Посейдония исчезла, но не утонула! И боги к бедствию непричастны. Сами повинны мы в том, что за миг короткий царство свое потеряли. Но длинен этот рассказ, ему тоже придет свой черед.
— Мир катится в бездну! — хрипло выкрикнул Сиддх, глянув сердито на базилея, а потом спокойно продолжил: — Войны и смуты, голод и дикость — вот к чему приводят неразумные геройства! Великое царство должно было с помощью нашей возникнуть, а там — закон и великий порядок для всех и на все времена. Ну а сейчас опять каждый мелкий владетель с подобным себе будет драться! Задумано было придать Илиону могущество, чтобы Приам и потомки его собрали все земли в единое царство и правили мудро. Теперь же придется опять начинать все с начала! Сколько времени прошло от падения Трои, а все не найти достойного трона, чтобы, его укрепив, начать созидание царства. Одни кровожадны сверх меры, другие глупы, а иные и вовсе никчемны.
Закивали правители, соглашаясь с его словами, а Родот, переглянувшись со старцами, что стояли вдоль стен, опять что-то шепнул Караму. Правитель застыл с выпученными глазами, но Родот, насупив брови, зашипел на него, и тот, прикрыв на миг глаза, обратил ладони к потолку, а затем, указав пальцем на Одиссея, спросил несколько слов. Сиддх и Лант также подняли ладони, а затем правители вдруг поднялись с места и вышли из зала.
По тому, как взбухли жилы на шее Арета, понял Медон, что сейчас может что-то случиться. Наверно, злопамятство все ж одолело правителей, вот и решили они наказать базилея. Если появится стража, быть сече!
Но улыбка Родота не выражала злорадства, наоборот, сочилась она радостью, когда он и хранители знаний с черными повязками на головах приблизились к Одиссею с поклонами.
— Во имя великого замысла только что отреклись наши правители от власти своей, — торжественно провозгласил Родот. — Раз уж судьбою назначено тебе здесь появиться после того, что ты совершил, значит, то был знак обстоятельств иль воля богов, как тебе будет угодно. Почтительно просим стать нашим правителем и установить в Ойкумене мир и порядок. Одно твое слово — и мы поплывем туда, куда ты укажешь, силой или же страхом любая земля тебе покорится.
Долгое молчание было ему ответом. Замер Арет, не веря своим ушам и прикидывая, в чем же подвох и где таится ловушка. А Медон вспомнил древнюю историю о неком царе, который испытывал властью своих царедворцев, а соблазнившихся ею казнил. Сам Одиссей спокойно глядел Родоту в глаза — о чем он думал, было ведомо лишь ему.
— Неожиданны слова твои, — сказал наконец базилей, — и требуют они неспешных раздумий. Развей, однако, мои сомнения: неужто в обычаях ваших трон отдавать первому встречному?
Увяла на губах Родота улыбка, скривился он, словно дурную шутку услышал.
— Если тебя, Одиссей, назвать первым встречным, то кто же тогда остальные, живущие ныне? Скромность уместна герою, но лишь до поры.
— Что до героев, то мне их пути неизвестны, — ответил базилей. — Я домосед, и малый удел мой дороже мне царства великого. Будь моя воля, с Итаки я отлучаться не стал бы. Уверен, известно тебе, что связанные клятвой с Менелаем, встали на защиту чести его, иначе взяли бы обычаем жен наших умыкать те, кого собирались вы ставить правителями всей Ойкумены. Нет спору, достоин Приам был величия, но дети его… Смуту кровавую из-за смазливой бабенки учинили, когда здесь такими можно полы застилать!
Голову склонил Родот, размышляя над словами Одиссея, а потом проговорил:
— В записях наших о днях былых можно узнать о разрушительницах царств. Красавице легче приблизиться к трону, нетрудно и нашептать нужные слова во время любовных утех. Можно с врагами справиться, в дар им послав рабынь прекрасных, а если красавица знатного рода — тем лучше! Что говорить, Елена творение наше, да и не только она. Об этом мы тоже расскажем.
Одиссей поднялся с места, тут же вскочил и Арет.
— Более не смеем докучать, надеясь на скорое согласие, — вздохнул Родот. Как подобает, совершим возлияние в знак доброй воли.
Он хлопнул в ладони, в зал вошли служанки с небольшими золотыми сосудами, разлив в принесенные чаши вино. Медон принюхался — оно явно было настояно на травах. Капнув себе на сгиб локтя, Родот слизал вино, а затем отпил из чаши. Хранители знаний последовали его примеру. А потом и Одиссей, вылив немного на пол, пригубил.
Медону вино не понравилось — сильный травяной привкус был неуместен, горчил. Мысль о том, что их угостили отравой, чуть не заставила желудок извергнуть выпитое.
Но вдруг понял Медон, что ошибся! Напиток оказался гораздо лучше божественной воды. Стены зала внезапно заискрились, замерцали бесчисленными блестками, сходящиеся кверху металлические плиты словно раздались вширь, и это было так забавно, что Медон еле сдержал смех.
Прислужницы отвели их к покоям, там базилей, странно улыбаясь, прошел к себе, Арет же набросился сначала на еду, а затем полез на служанку. Медон опустился устало, закрыл глаза, но сразу раскрыл их в испуге, ухватившись за край ложа. Ему показалось, что тело его распухло, стало невесомым и взмыло к потолку. Он даже снова хотел попросить у Ахеменида посох, чтоб удержаться, однако вместо того, чтобы взлететь, скатился вниз и угодил прямиком на Арета и служанку, которые возились на ковре. Смех разобрал его, он захохотал и смеялся до тех пор, пока не заснул, но и во сне похрюкивал весело.
Проспавшись, он увидел рядом с собой Ахеменида, который вращал головой в разные стороны и бормотал что-то себе под нос. Филотий устроился на низком сиденье и озабоченно рассматривал ремешки своих сандалий. Из внутренних покоев вышел базилей в сопровождении Полита, а за ним и Калипсо с детьми. Зевнул, прикрыв рот, базилей, посмотрел на храпящего Арета, развалившегося поперек ложа, отогнал маленького Латина, который принялся щекотать спящего, перевел взгляд на Медона и сказал:
— Память совсем отшибло! Что ты рассказывал нам о лотофагах? Вроде приснилось мне, будто правители гадиритов…
Одиссей замолчал и лоб свой потрогал.
— Странный напиток, — слабым голосом отозвался Медон. — Ни разу еще такие сны меня не посещали.
— О каком напитке ты говоришь? — спросила Калипсо.
— Густое вино с горьким привкусом сильным, словно настой травяной подмешали к нему. Пары глотков хватило, чтобы развеселить сверх меры, а еще возбуждается плоть не к месту.
— Знаю, о чем говоришь! — влез Ахеменид в разговор. — Пробовал как-то, напиток неплох, а грибы все же лучше!
— Кажется, и я знаю, что это за напиток, — слабым голосом произнес Одиссей. — Приемная дочь Тиндарея славилась тем, что умела готовить непентес сильное зелье для слабых телом мужей, да и женщинам нравился вкус его горький. Так обольстила она очень многих, кажется, и Менелай пристрастился к напитку. И в грибах она знала толк…