Темная гора
Шрифт:
После трапезы часть присутствующих ушли. Остались, как я заметил, все свои — Болк, Линь и Диомед. Мне достойный Верт тоже велел подойти к возвышению с двумя высокими табуретами, на которые уселись он и его супруга. И тогда я посмотрел наконец прямо в глаза наставнику Линю, неискусно изобразив, что поражен встрече.
Чинец даже бровью не повел, лишь отвернулся высокомерно. Диомед же, судя по закатывающимся глазам и зеленоватой бледноте щек, чувствовал себя прескверно — славное пиво киммерийцев хоть и немного его укрепило, но вчера явно он перебрал с угощением.
— Приветствую тебя, Тар, в моей скромной обители, — обратился ко мне Верт. — Прости, что вчера не смог достойно принять тебя. Хлопоты, суета, заботы спешные… Знаю тебя как доблестного гоплита. Тебя ждало возвышение, ты мог стать даже наставником, но скажи — многих ли ты знаешь воинов, достигших таких высот?
— По крайней мере одного, достойнейший, — не удержался я.
Верт перевел взгляд на Линя, который так и не одарил меня вниманием, хмыкнул и опять вытянул губы трубочкой.
— А скажи-ка, Тар, — снова заговорил он, — как долго ты собирался прыгать из мира в мир, в непрестанных битвах и схватках, при этом оставаясь в живых?
Меня так и подмывало брякнуть, что если меня не будут умыкать невесть зачем, то вполне можно и выжить. Но это точно сочли бы дерзостью. Поэтому я лишь развел благонравно руками.
— Вот именно, — удовлетворенно сказал Верт. — Служба гоплита трудна и неблагодарна. Наставник Линь охотно расскажет тебе, сколько на самом деле возвращается живых гоплитов. Ты возблагодаришь судьбу за нечаянный случай, который привел тебя к нам!
Я не был уверен, что чинец по своей охоте вообще захочет общаться со мной. Неприятно, когда твой обман, предательство, измена вдруг открываются тем, кому ты недавно буровил уши насчет доблести и чести. А то, что здесь пахло заговором и изменой высшей гнусности, сомнений не было. Только в чем была измена, я понять еще не мог. Не такой же Верт безумец, чтобы идти войной на Высокий Дом или же отложиться! Гулять ему на воле после этого до ближайшего служителя с паутиной на повязке.
— Между тем ты не юнец вздорный, чья голова кружится от подвигов ратных, продолжал Верт, — тебе пора задуматься о том, как устроить свою жизнь, обзавестись семьей…
О, мря семья!.. Я не удержался от громкого вздоха, а достойный Верт замолчал и нахмурился.
Тут его супруга улыбнулась мне ласково и заговорила с ним на парсакане. Верт покачал головой.
Меня же прошиб холодный пот. Это тощая мосластая шлюха советовала мужу не утруждать себя попусту и отдать меня ее нукерам на забаву.
— Моя супруга, высокородная Гретте, тоже полагает, что тебе надо переменить службу, — сказал Верт. — Те, кто служит мне, ни в чем не нуждаются. Напротив, их достаток и благополучие — вот моя главная забота. Будь лишь верным мне, и я обеспечу твое будущее.
Ага, в противном случае отдашь нукерам! Я склонил голову и произнес как можно почтительнее:
— Почту за честь служить достойному господину. Но что, если хватились меня на Агапейе и отдали розыскным соратникам обнюхать мои вещи? До любого места дотянется карающая длань Высокого Дома.
— Давай скормим его медведям! — предложила госпожа Гретте, не забывая при этом улыбаться приветливо.
— Пусть это тебя не беспокоит, — утешил меня Верт. — Супруга мне напоминает, что ныне все мы числимся пропавшими во время бури. Катались на лодке, утонули, вот и все. А на длань Высокого Дома мне плевать!.
— Или бросим его в прорубь, посмеемся! — не унималась высокородная.
Если кроме меня и Верта кто-то еще понимал, о чем говорит эта кровожадная дрянь, то виду не подавал.
— Все, что в моих силах, — выдавил я из себя дрожащими от ярости губами, всем готов служить тебе, достойнейший.
— Принимаю твое служение, — торжественно провозгласил Верт, а потом спокойно добавил: — Вот прямо сейчас и начнешь! Поступай в распоряжение нашего уважаемого гостя. Его слово для тебя все равно что мое.
И с этими словами указал на Диомеда. Тот с трудом выдавил из себя улыбку и что-то просипел. Болк понимающе переглянулся с Вертом и, взяв с маленького столика на изогнутых ножках большой кубок, поднес его Диомеду. Тот гулко задвигал кадыком, опустошая сосуд, а потом оглядел нас повеселевшим взором.
— Осмелюсь заметить, — сказал он, — с Таром мы поладим. Я его подучу, он у меня еще будет орудовать масленкой как заправский помощник!
Эх, попадись ты мне несколько месяцев назад, я бы тебя поучил вымбовкой по копчику, как орудовать масленкой!
Что-то неладное все же творится в мире. С детства я был приучен к незыблемому порядку вещей — внизу черной работой заняты преступившие закон и Установление, чуть выше — работники из незнатных родов, над ними мастеровые и родовитые, еще выше — знатные чины, управляющие всеми нами. Чины же ответственны перед Высоким Домом. Ну а менторы следят за тем, чтобы и сам Высокий Дом не отступал от установлений, помогают советом и направляют соратников, сотрудников и всю прочую насекомую рать на пользу человеку. Наподобие этой пирамиды выстраиваются воины, торговцы, служители Дома Лахезис, земледельцы, рыболовы… Если развалится хоть одна из них, рухнет закон и порядок, воцарится хаос и безвластие, и ни одному блюстителю жизни не удастся остановить кровавую волну смертоубийств. Когда-то, в пору нашей дикости, человек убивал человека из прихоти. Нас учили, что нравы стали улучшаться с тех пор, как Проклятый Мореход с целью осмеяния и осквернения создал ложное чрево, сам забрался в него, но был пронзен достойным посланником Первого Ментора. После того как Троада где огнем и мечом, а где силой слова установила мир и порядок на всей земле, вот уже тысячелетия, как мы благоденствуем под ее могучей сенью.
И что я теперь вижу — людей похищают, жгут корабли, знатные роды готовы восстать против Высокого Дома, непонятные и зловещие события, свидетелем которых мне довелось стать, не редки, а повсеместны. Но мне ли быть строгим судьей! Сам хорош — мой долгий путь из Микен в Северную Киммериду так густо засеян преступлениями, что всходам их удивляться не следует.
Удивиться все же пришлось.
После полудня Болк отвел меня и Диомеда к башне, что возвышалась над ступенчатым замком. Однако нам не пришлось подниматься на ее вершину; в основании, сложенном из больших каменных глыб, оказалась потайная дверца, а оттуда пробитый в скале ход привел в огромную пещеру. Свет, исходящий от стеклянных шаров, был ярким, резким, а когда глаза привыкли, то я замер с открытым ртом.
Поразили не чудовищные размеры пустоты в сердце горы, и даже не звездная машина, что возвышалась на грубо обтесанных плитах. И не тюки, ящики, короба, перевязанные веревками, бочки и кувшины, штабеля бутылок и бухты канатов, громоздящиеся вдоль стен, удивили меня. Но ввергло меня в изумление то, что среди этого добра стояли родильные чаны, которым здесь, среди камня и грязи, находиться не полагалось ни в коем случае. И ведь это были не чаны для соратников, а именно купели! При больших деньгах и еще большем безумстве можно соорудить одну или выкрасть… Но сразу несколько дюжин! Более того — судя по прямоугольным навершиям, укутанным в плотную серую ткань, из-под которой проглядывают свернутые в жгуты гибкие трубки, питающие устройства уже подключены к чанам!