Темная игра смерти. Том 2

Симмонс Дэн

– Ты уверен в этом?

Сол вздохнул, поставил на стол чашку и налил себе немного виски.

– Нет, – признался он, – без более совершенной аппаратуры, сложных исследований и изучения его поведения при разных обстоятельствах утверждать это невозможно. Но, даже имея те данные, которыми я располагаю, все говорит о том, что он никогда не вернется к нормальному человеческому сознанию и с еще меньшей вероятностью когда-либо восстановит память и личностные свойства. – Он сделал большой глоток.

– Значит, все мечты об их освобождении… – начала Натали глухим

голосом.

– Да. – Сол со злостью стукнул кулаком по столу. – Когда размышляешь об этом, все кажется реальным, но чем больше усилий прикладывает старуха для их обработки, тем меньше шансов. Возможно, взрослые еще продолжают сохранять остатки своих индивидуальных особенностей… Какой смысл был бы похищать медицинский персонал, если бы он лишился своих прежних навыков? Но даже в этом случае массированный мозговой контроль должен с течением времени уничтожать первоначальную личность. Это как раковая опухоль, которая постоянно разрастается, и злокачественные клетки уничтожают доброкачественные. У Натали от боли раскалывалась голова.

– А может такое быть, что одни люди поддаются контролю в большей степени, чем другие? Что среди них есть более и менее зараженные?

Сол вздохнул:

– Думаю, да. Но если они обработаны ею в достаточной мере, чтобы вызывать у нее доверие, их функции высшей нервной деятельности серьезно повреждены.

– Но тебя ведь использовал оберст, – заметила Натали. – И меня дважды использовал Хэрод и, по меньшей мере, столько же – старая ведьма.

– Ну и что? – Сол снял очки и потер переносицу.

– Они причинили нам вред? В данный момент в нас тоже разрастаются раковые клетки? Мы изменились, Сол?

– Не знаю. – Он сидел неподвижно, пока Натали не отвела взгляд.

– Прости, – промолвила она. – Это так… ужасно, когда старуха проникает в твое сознание. Я никогда еще не чувствовала себя такой беспомощной… Наверное, это хуже, чем быть изнасилованной. По крайней мере, когда совершают насилие над твоим телом, сознание продолжает принадлежать тебе. И хуже всего то, что после пары раз… начинаешь… – Натали умолкла, не в силах продолжать.

– Я знаю. – Сол нежно взял ее руку. – Какая-то часть тебя даже начинает желать этого. Это как жуткий наркотик с болевыми побочными эффектами. Но к нему тоже привыкаешь. Его даже хочется. Я это знаю. Испытал.

– Ты никогда не говорил о…

– Об этом не очень хочется говорить. Натали вздрогнула.

– Но это не та раковая опухоль, которую мы обсуждали, – заметил Сол. – Я почти уверен, что привыкание происходит лишь при интенсивной обработке, которую эти твари проводят с немногими избранными. И тут мы подходим к другой нравственной дилемме.

– Какой?

– Если мы будем следовать нашему плану, нам потребуется несколько недель на то, чтобы обработать по меньшей мере одного невинного человека, а то и больше.

– Это разные вещи… Это будет временно, для конкретного дела.

– Да, временно, – согласился Сол. – Но, как мы теперь знаем, последствия могут сказываться

всю жизнь.

– Черт побери! – выпалила Натали. – Какая разница? Это наш план. У тебя есть другой?

– Нет.

– Значит, мы будем продолжать, чего бы нам это ни стоило. Мы будем продолжать, даже если придется пострадать невинным людям. Потому что мы обязаны это делать, это наш долг перед погибшими и возможными будущими жертвами. Наши семьи, люди, которых мы любили, заплатили слишком дорогую цену, и теперь настало время заставить убийц отвечать… О какой справедливости можно говорить, если мы остановимся сейчас? И неважно, во что нам это обойдется.

– Конечно же, ты права, – печально заметил Сол. – Но именно такая логика заставляет разъяренного палестинца подкладывать бомбу в автобус, а баскского сепаратиста – стрелять по толпе. У них нет выбора. Чем же тогда они отличаются от немецких солдат, выполнявших приказы и отказавшихся от личной ответственности? Цель оправдывает средства, так?

– Нет. – Натали покачала головой. – Но сейчас я слишком рассержена, чтобы меня волновали все эти этические тонкости. Я просто хочу знать, что надо делать, и идти делать это.

Сол встал:

– Эрик Хоффер утверждал, что для фрустрированных, рассерженных людей свобода от ответственности оказывается более привлекательной, чем свобода от ограничений.

Натали энергично тряхнула головой, так что вместе с нею задрожали тонкие черные проводки датчиков, уходящие под воротник ее блузки.

– Я не стремлюсь к свободе от ответственности, – твердо сказала она. – Я беру ответственность на себя. Но сейчас я хочу понять, надо ли возвращать мальчика старухе.

На лице Сола появилось выражение изумления.

– Возвращать его? А как мы можем это сделать? Он…

– Его мозг мертв, – перебила Натали. – Она уже убила его. Точно так же, как его сестер. А мне он может пригодиться, когда я пойду к ней сегодня вечером.

– Ты не можешь идти туда сегодня. – Сол посмотрел на нее так, словно видел впервые. – Прошло слишком мало времени, состояние Фуллер нестабильно…

– Именно поэтому я и должна идти, – решительно заявила Натали. – Пока она сомневается и пытается что-то понять. Эта старуха сумасшедшая, но она отнюдь не глупа, Сол. Мы должны удостовериться в том, что убедили ее. Я должна раз и навсегда стать для нее Ниной Дрейтон…

Он покачал головой:

– Мы действуем, опираясь на весьма шаткие предположения, исходя из имеющихся у нас скудных сведений.

– Но ничего другого у нас и не будет! Если мы решились, нечего ограничиваться полумерами. Нам нужно еще раз повторить все, что мы знаем, пока не удастся нащупать что-то, известное лишь Нине Дрейтон, то, чем я смогу изумить Мелани Фуллер.

– Досье Визенталя. – Сол рассеянно потер лоб.

– Нет, – ответила Натали, – нужно что-то более существенное. Вспомни свои беседы с Ниной Дрейтон, когда она приходила к тебе в Нью-Йорке. Она играла с тобой, но ты все равно выполнял роль психотерапевта, а в таких случаях люди раскрываются больше, чем подозревают.