Темная любовь (антология)
Шрифт:
Ох, зря я это сказал!
Ох, не надо было этого делать!
Как это меня угораздило сказать — зачем, зачем я сделал все эти гадости, гадости — все на меня пялятся — ощущение, что я больше не принадлежу к их кругу — "и вдруг приходит время держать ответ!
Я никогда не принадлежал к их кругу. Ну разве что когда-то давно… очень, очень давно… сейчас даже и не припомню тех времен… почти кажется, что тогда я был другим человеком. Что же со мной стряслось, а?
Все те поступки, которые ты совершил — все гадости — воют у тебя над ухом… эти мучительные мысли с воем проносятся в моей голове! Начинаю выть сам, выхаркивая мысли наружу — мне что-нибудь вспоминается, воскресает и памяти вместе со всеми подробностями, яркое, как телепередача, а я кричу: "Не-е-е-ет!" и отбиваюсь руками!
Иногда, особенно на людях, от мыслей можно освободиться лишь одним способом — сказав что-нибудь вслух! Чтобы заглушить их, прикрыть! Когда они очень уж угнетают, остается лишь петь!
В очереди в продуктовом:
"Прелесть-утро, чудо-день,
Прелесть-утро, чудо-день!"
Ты поешь чересчур громко, чересчур безумно…
Люди пялятся, а у тебя голова идет кругом…
Нет, я должен стать хозяином своей судьбы — иначе кранты! Я сам себя вылечу. Это же просто! Я больше не лежу в ихней дурацкой психбольнице уже хорошо. Постараюсь адаптироваться, вот и все. Служба в армии меня кое-чему научила: приспособься к окружающей обстановке, растворись в ней…
ДА!
Да! Придумал! Я могу сам себя вылечить! Клал я на всех этих выскочек и шарлатанов! Я сам себя лучше вылечу, чем все они с их научными степенями, справочниками и терминологией. Я еще вернусь и им покажу. У меня будет большая машина, отреставрированная мафиозная машина конца 60-х, так-то! Открытая машина, отличный костюм — элегантно-небрежный — и красавица-милашка под боком и… Да я даже встречаться с ними не буду, ну их на хер! Сами увидят меня по телевизору: "Стоп! Это не тот парень, который…"
Я зачерпываю ложку арахисового масла и кладу в рот. Когда я голоден, мне достаточно съесть ложку-две масла — и на ближайшие несколько часов я опять сыт.
В этот миг я счастлив! На миг у меня отлегает от сердца. Как-нибудь да вылечусь собственными силами — не назло им, а ради самого себя. Я стою перед зеркалом. Полюбуйтесь мной. Это я. Между прочим, красив, более того — обворожителен.
С обновленными силами я решаю начать жить сызнова. Вскакиваю с кровати. Комната выглядит не так чтобы очень убого; принять душ, вымыть посуду, убраться на кухне, в остальной квартире прибираться некогда…
Иду к шкафу и инспектирую свою одежду.
Все рубашки у меня так себе, но есть несколько отличных пар брюк. В восторге я достаю из шкафа все свои брюки, снимаю с вешалок и создаю из них художественную композицию на полу.
Отхожу на шаг и любуюсь разложенными брюками.
Весь светясь от гордости.
Сегодня вечером я иду на званый ужин в один замечательный дом. Никак не припомню — то ли меня пригласили, то ли я подслушал чей-то разговор и все записал.
Я прилагаю массу усилий, чтобы выглядеть как можно лучше, поскольку вчерашняя ночевка сказалась на моей внешности.
Мне не хотелось бы опаздывать к ужину. Я страшно голоден.
На этот светский раут я возлагаю большие надежды: рассчитываю познакомиться с людьми, которые не чета быдлу, и может быть, даже с приятной женщиной, у которой будут хорошие манеры и нежный голос. Подбираю удачные темы для разговора: погода, политика, поло… здесь непременно играют в поло. Это мой счастливый случай. Как же мне хочется выбиться в люди, начать вращаться среди представителей высшего света и земельной аристократии!
Гости бросают на меня странные взгляды. Я держусь поодаль. Все одеты лучше меня. Один гость шепнул другому, что мои манжеты вместо запонок скреплены скотчем, а брюки не подрублены снизу, словно я украл их в магазине, надев под видом примерки (собственно, так оно и было).
За столом никто со мной не разговаривал. В некий момент чья-то фраза напомнила мне анекдот, который я как-то слышал.
Я начал рассказывать анекдот. Сначала меня слушали, но вскоре все переключились на свои собственные беседы, точно им было плевать на мое повествование…
Вскоре все вновь болтали, затворившись в своих жалких мирках… а я сгорал со стыда.
Недорассказав анекдот, я умолк!
А всем было плевать.
Я гляжу в тарелку.
Впадаю в депрессию. Вечер не задался. Я раздражен, обижен. Начинаю сам себя щупать под столом…
Я им покажу. Я выливаю свой суп на скатерть.
— Опаньки!
— Послушайте, вы!
Все пялятся на меня. Они все смотрят на меня. Теперь я осознаю, как мало знаю этих людей. Мне не нравятся эти люди, их взгляды, их пристальные взгляды…
Хозяйка, должно быть, с самого начала обратила на меня особое внимание. У остальных вид просто шокированный, но она испепеляет меня взглядом, точно Дик Торпин. Очевидно, она заметила, что я разлил суп нарочно. И вот начинается… Она визжит, она орет на меня. Она видела, как я это сделал, и знает, что это не было случайностью. И тут, как всегда, я перестаю понимать ее слова — мой разум отключается неизвестным мне способом.
Она встает, лицо у нее красное. Она указывает на дверь. Она видела, что я нарочно разлил суп! Она знает!
Ах вот, значит, как! Сейчас меня подвергнут унижению. Вытолкают взашей при всем честном народе. Хочется провалиться сквозь землю. Я смотрю на суповые ручьи, текущие по чистой белой скатерти.
Швыряю тарелку с салатом в стену и ухожу.
Направляясь к прихожей, я прохожу через вторую комнату. Люди, которые не сидели за столом и не видели, что случилось, но слышали шум, пялятся на меня, как на дикого зверя в клетке — словно на какое-нибудь двухголовое чудище — меня всего затрясло.