Темная материя
Шрифт:
— К черту ее, — говорит Оскар.
— Я бы давно оставил мультиверсумы позади. — Себастьян повысил голос и заговорил быстро: — Я хотел физическими средствами доказать, что время — это не что иное, как функция человеческих ощущений. Я хотел вырвать почву у тебя из-под ног.
Когда он протянул палец, указывая на Оскара, тот перехватил его руку и опустил снова на стол.
— Ты, — говорит Себастьян, — рано или поздно докажешь, что время и пространство благодаря квантизации разделяют с материей большинство ее свойств. Это будет следующий великий
Он резко чокается рюмкой с Оскаром; они пьют, неотрывно глядя друг другу в глаза.
— Будь это даже так, — говорит Оскар, — я бы достиг только того, что добавил бы к тому бесконечному ряду заблуждений, который зовется у нас историей человечества, еще одно новое. Вот и все. Ты еще ничего не знаешь про непоправимую вину.
— Я объясню тебе все простыми словами, — говорит Себастьян. — Ты выбрал физику и хранишь ей верность. Я выбрал двоих людей и не сохранил им верность.
Оскар выпускает дым прямо через стол:
— А ты и впрямь изменился. Мне даже нравится.
— Оскар, — спрашивает Себастьян, — есть ли что-нибудь, что было бы для тебя важнее физики?
Громко скрипнула спинка стула. Это Оскар откинулся на нее всем телом и засмеялся таким смехом, от которого его лицо совершенно преобразилось. Себастьян видел этот смех уже сотни раз и тем не менее смотрит ошеломленно. Уголки его рта тоже приподнимаются, и вот уже они улыбаются друг другу, словно заключенные в капсулу тепла и приглушенного света, в которой никакие угрозы внешнего мира их уже не могут затронуть. Этот миг пролетел, как и возник, очень быстро.
— Ты сидишь тут, — говорит Оскар, — глядишь на меня и задаешь такой вопрос совершенно серьезно?
Себастьян разглядывает свою рюмку как интереснейший объект исследования, затем наконец отодвигает ее от себя.
— Я расскажу тебе сейчас одну историю, — говорит Оскар. — На следующий день после похищения ты мне позвонил. Я сразу же после работы отправился в путь и поздно вечером прибыл во Фрейбург. Мы с тобой вдвоем просидели и проговорили всю ночь. Затем утром в шесть часов я уехал в Женеву и более или менее вовремя успел в институт.
Себастьян выслушал с приоткрытым ртом.
— Ты сошел с ума, — говорит он.
— А тебе пора бы начать защищаться.
— В моих показаниях записано, что, после того как исчез Лиам, я все время оставался один в квартире.
— Майк не должна узнать, что ты обратился за помощью ко мне. Не к ней.
— А что ты на самом деле делал в эту ночь?
— Ничего такого, о чем публично стал бы вспоминать кто-нибудь, с кем я встречался.
Себастьян вцепился руками в край стола. Виски ударило ему в голову, и он чувствует, будто голова у него вот-вот сорвется с плеч.
— Не хочу я связываться с алиби! — произносит он после небольшой паузы.
— Bien [29] , —
— О чем ты?
— То, что здесь… — Оскар стучит рукой по столешнице, — не единственный в мире континент.
29
Ладно! (фр.)
— Ты хочешь, чтобы мы смылись? Спрятались? Уехали к бедуинам?
— Ну что ты! — Оскар придвигается к нему через стол. — Есть же исследовательские центры в Китае. В Южной Америке. На моем уровне известные отклонения от общепринятых правил расцениваются как мелочь. Нас примут с радостью.
Потребовалось несколько секунд, прежде чем до Себастьяна дошел смысл сказанного. Отпустив столешницу, он, переменив позу, пробует подпереть голову рукой, затем снова сидит некоторое время без движения.
— А Лиам? — спрашивает он.
— Мы заберем его с собой. В профессиональном плане тебе пришлось бы некоторое время держаться в тени. Зато у тебя будет время заняться сыном.
— Ты шутишь, — шепотом произносит Себастьян.
— Да нет, — отвечает Оскар. — Для тебя в последние годы главное была твоя жена. Твоя семья. Физика. Для меня…
Оскар укладывает пачку сигарет и зажигалку на стол строго параллельно друг другу.
— Для меня всегда главное были мы.
Под столом их колени соприкасаются. Оскар протягивает руки и привлекает к себе голову Себастьяна, пока они, склонившись над столом, не сближаются лоб в лоб, начав дышать общим воздухом. Опершись всем своим весом, Себастьян концентрируется на теплеющей точке, в которой соприкасаются их головы, в нем поднимается желание вырваться через эту точку из собственного тела, чтобы найти укрытие под теменем друга.
Конечно же. Это осуществимо. И тут даже есть своя логика. Сбежать не в первый, а в последний раз. Задним числом придать цель и причину длинной череде маленьких бегств. Все обрело бы свой порядок, почти что даже смысл. Он стал бы не игралищем, а господином собственного несчастья. На этот раз он бы собственноручно похитил Лиама, открыто признав себя тем, кто он есть, — преступником. Проходящее время помогло бы ему признать чрезвычайное положение нормальным.
А нормальность — прошедшим, думает Себастьян.
Лишь когда их головы болезненно столкнулись, потому что он затрясся от рыданий, Себастьян понял, что плачет.
— Ты знаешь, что я всегда тебя… — говорит он.
— Нам лучше об этом не говорить, — перебивает его Оскар. — Сейчас неподходящее время.
— Когда я гляжу на Лиама…
Он говорит с трудом. Обхватив друга за шею, он держится за него сцепленными руками, только это не дает ему рухнуть грудью на стол.