Темная роза
Шрифт:
– Мне очень жаль, Пол, ты страдаешь, и да поможет тебе Господь. Но ока права, это совершенно ни к чему.
– Ни к чему? Но почему? Разве не была бы она идеальной хозяйкой Морлэнда?
– В некотором отношении, да, она красива и умна, отлично воспитана и обучена вести хозяйство. Но... – Ричард покачал головой, не зная, как выразить терзавшие его сомнения. Он провел рукой по панели, по белому зайцу на гербе. – Моя мать этого бы не одобрила.
– Прабабушка? Но почему ты вспомнил ее? – удивился и несколько обиделся Пол.
– Не думай, что я отношусь к твоей беде легкомысленно, сын мой, – ответил Ричард, – понимаешь, она всегда знала, что будет лучше всего для семьи. Она старалась воспитать тебя не просто как хорошего христианина, но и как своего наследника, наследника Морлэнда. Это было главное. Поэтому часто, когда я сомневаюсь, как поступить, я спрашиваю себя, как бы поступила мама. А она не допустила бы, чтобы ты женился на своей племяннице. Да, конечно, можно получить разрешение, это случается, но это исключение. Ты и сам в глубине души чувствуешь, что так поступать нельзя. В конце концов, вы возненавидите друг друга.
– Но ты женился против ее воли, – напомнил ему Пол.
– Да, верно, но ведь я был младшим сыном. Это не имело никакого значения для семьи. – Он наконец повернулся к Полу, и тот вдруг понял, как стар дядюшка Ричард. Бьющиеся в маленькое окошко лучи заходящего солнца внезапно со всей беспощадностью высветили морщины на его лице. – Я не стал жениться во второй раз. Я так любил Констанцию, что у меня нет слов для выражения этой любви. Я уже с трудом могу припомнить черты ее лица, но я хорошо помню, что я ощущал, когда она впервые согласилась прогуляться со мной, – тогда я еще был юнцом без копейки в кармане. Теперь у меня не осталось чувств – я стар, и все эмоции умерли во мне, но я все еще помню это. Когда она умерла, я пытался искать ее черты в других женщинах. Когда так любишь, то не верится, что любовь может умереть. Всегда хочется думать, что любовь осталась и живет где-то еще, в ком-то другом.
Глаза Пола наполнились слезами, он отвернулся, а тихий голос дядюшки Ричарда продолжал:
– Она – это только она, Пол, она не та, кого ты ищешь. И рано или поздно тебе придется признать это, и тогда у тебя уже не будет оправдания для нарушения законов Божиих. У Морлэнда есть свои наследники, сыновья твоего сына, рожденного от твоей законной жены, избранной для тебя моей матерью. Будь доволен этим. Тебе не нужна жена, чтобы родить новых наследников, и ты не можешь жениться для того, чтобы найти утраченную любовь. Она ушла навеки – позволь ей успокоиться в мире, и успокойся сам.
– А Нанетта? – произнес наконец Пол. – Что будет с ней? Я хотел загладить...
– Загладить?
– Из-за Джека... потому, что я ненавидел Джека. Я поклялся, что позабочусь о его детях.
– Но он вовсе не хотел бы, чтобы ты женился на них, – ответил Ричард, улыбнувшись, – и к тому же ты ошибался относительно его происхождения. Твой отец был уверен, что Джек – его сын.
– Это никогда нельзя знать наверняка, – возразил Пол.
Ричард кивнул:
– Разумеется. Но подумай сам. Джек никогда не чувствовал себя виноватым. Единственно, чего он хотел, это чтобы его дочери прилично вышли замуж, вот и все. Морлэнд никогда не был его наследством, и никогда не мог бы стать. Нет никакого основания передавать его дочери.
Пол устало потер глаза:
– Может быть, ты прав.
– Я знаю. Ну а теперь, если ты сказал все, что хотел, пойдем и навестим молодых леди до ужина – ты ведь даже еще не поздоровался с ними.
– Попозже, дядюшка Ричард, я хочу сначала зайти в часовню. Навести их и передай от моего имени, что я хотел бы видеть их за ужином. Мне нужно побыть одному.
– Я понимаю, иди и помолись, это успокоит тебя.
«Успокоит? – подумал Пол. – Мне самому никогда не достичь покоя». Но есть место, которое всегда хранит покой. Тишина часовни, казалось, была готова принять смятение простого смертного, и здесь Пол, окруженный семейными надгробиями, надеялся найти самого себя и смысл своей жизни. Здесь были мемориальные доски братьев и сестер Ричарда, умерших еще до рождения Пола, отца Ричарда, которого не помнил сам Ричард, и матери Ричарда, которую мог припомнить Пол. «В Господе нет Смерти», – гласили слова над двойным надгробием. Были надгробия и других членов рода: Джека, Эдуарда, Мэри, Бел Баттс, маленьких Джеки и Дикона – никто не был забыт. В свое время здесь появится и его надгробие, и будущие представители рода будут созерцать его, пытаясь представить себе, каким он был, Пол?
Через него текла жизнь, которая началась задолго до него и продолжится после него – Пол был всего лишь ее носителем, передатчиком, звеном в длинной цепи, частью узора, видеть который целиком не дано ни одному смертному. Вот что имело значение и в чем следовало найти успокоение. Его пальцы сами собой начали гладить маленький барельеф медвежонка. И ее жизни тоже – возможно, в этом было оправдание и ее жизни и смерти. Теперь и он с трудом мог припомнить, как она выглядела, он помнил только, какое чувство он испытывал, глядя на нее. Может быть, дядюшка Ричард прав – это то, чего ему не хватало. Покойся в мире, медвежонок. Покой, подобно бальзаму, медленно обволакивал его раны – он понимал, что это ненадолго и случается не часто, однако в этом месте он мог его обрести, и этого было достаточно.
Пол встал на колени и сложил руки в молитве, повторяя знакомые слова «Отче наш», которые успокаивали его душу и зачаровывали ее, как зачаровывает птицу мелодия дудки птицелова, пока она совершенно беспечно не садится на его руку.
Этот год был удачным для Нанетты. Конечно, прошло много времени, прежде чем она смогла забыть случившееся, и еще дольше перед ней стояло несчастное лицо Пола, тревожащее ее в минуты одиночества, но жизнь при дворе была столь весела и разнообразна, а люди, составлявшие кружок, центром которого были она и Анна, так блестящи и остроумны, что это помогло ей справиться с болью. Кроме того, этот кружок скоро расширился, включив в себя самого короля и его неразлучных спутников, графа Саффолка и Хэла Нориса, а когда придворные перестали нервничать и примолкать в присутствии августейшей особы, то даже стали гордиться своей значимостью.
Всем было ясно, что король ухаживает за Анной с гораздо большей страстностью, чем обычно, и Том много раз делился с Нанеттой опасениями, что Анна сама не понимает опасности своего положения. Насколько это позволяла ситуация, Том осмеливался выступать в качестве соперника короля, а король, любивший его почти так же, как Хэла, относился к этому снисходительно. И когда Том пытался спасти Анну, она, в свою очередь, защищала его перед королем, заявляя со свойственной ей прямотой, что она не любит Тома, как и самого короля.
Нанетта проводила много времени с Томом, пока Анна была занята своим венценосным поклонником, и постоянно пыталась успокоить его, говоря, что Анна не собирается становиться любовницей короля. Нанетта временами пеняла ему за то, что он подозревал Анну в корысти, предполагая, что она может отказаться от своих принципов в обмен на материальные блага, которые доступны любовнице короля, и он, устыженный, признавал, что ему следует больше доверять Анне. Тем не менее, все испытывали облегчение, когда король занимался своими делами, а Анна, Джордж, Том, Нанетта, Хэл и Мэдж могли поболтать и посмеяться свободно, петь или музицировать, играть в карты. Выдавались дни, когда Нанетта почти забывала о горе своего дяди и любовника, оставшегося где-то далеко, в Йоркшире.