Темная роза
Шрифт:
Воцарилось молчание – Пол ожидал, что Урсула скажет ему то, что говорили Анна, Филипп Доддс и собственная совесть – что он действительно должен испытывать признательность брату. Но она молчала, и это опечалило его.
– А может быть, – проговорила она наконец, – ему нравится что-то дарить тебе? Почему ты так не любишь, когда тебе что-то дарят, Пол? Почему ты так закрыт? Неужели ты думаешь, что все это он делает, чтобы тебе досадить?
Полу хотелось ответить «да», но вопрос Урсулы прозвучал так невинно, что он лишь вымолвил:
– Нет, не поэтому, но это только хуже.
– Почему же ты ненавидишь его? – настаивала она.
В нем явно шла внутренняя борьба, и его ответ казался вымученным:
– Потому, что он такой хороший, так любим всеми, он может смеяться и болтать с крестьянами, и они его любят. Мне они только почтительно кланяются, но не любят. Его всюду ждут, солнце светит для него. Жена обожает его, а он ее, у них пятеро здоровых детей. В конце концов, он отберет у меня все, я знаю. Он отберет сердца людей, которые должны бы любить меня, и отберет Морлэнд. – Его голос наполнился мукой. – Я боюсь, что поместье унаследуют его внуки, а не мои. А у него нет на это права! Он – бастард! Он – не сын моего отца! И Морлэнд – мой!
При этих словах Пол так стиснул Урсулу, что ей показалось, он вот-вот раздавит ее, но она не издала ни звука, словно это причинило бы ему еще большую боль. Наконец его объятия разжались, и тогда она сказала:
– Дорогой, Морлэнд и так твой, никто не отрицает этого. Почему ты так боишься за него?
Пол ответил не сразу – он мысленно окинул взором свое любимое поместье: дом с высокими трубами, великолепные сады, голубятни и рыбные садки, оранжереи, леса и поля, на которых паслись стада овец, реки и мельницы, пашни, разделенные на участки арендаторов, чьими жизнями и благосостоянием он управлял с замкового двора. Он любил их – свою землю и своих людей, и он не мог лишиться их. Он был их господином, их хозяином, а вот они любили Джека. Он и сам не понимал, как все это принадлежало Джеку, сыну Ребекки. Пол был для них Полом-французом, чужаком, отверженным, не имеющим права на свои же владения.
– У меня ничего нет, – произнес он наконец.
– У тебя есть я.
Пол посмотрел на женщину, покоящуюся в его руках. Он был смугл от рождения, но кожа казалась еще более темной от многолетнего загара, полученного на пастбищах, и темных волос, покрывающих почти все тело. Да, он был огромным, могучим и смуглым, а она такой маленькой и белой, мягкой и нежной. В его голове пронеслась мысль – насколько они разные, не просто как мужчина и женщина, а как животные разных видов. Здесь, в этой чердачной комнате, когда она лежала, нагая, рядом с ним, он ощущал себя защищенным и любимым, как будто его боли и беды спадали с него вместе с одеждами.
– У тебя есть я, – повторила она.
– Нет, – ответил он глухим от обиды голосом.
– Я тебя люблю. – Их взгляды встретились в надежде найти понимание.
– Я знаю, – наконец вымолвил он, – но это совсем другое.
Когда он вернулся в Морлэнд, семья собралась в зимней гостиной, так как ужин считался более интимной трапезой, чем обед. Это была красивая комната, стены которой украшали панели, на полу лежали циновки, а большой стол, когда не использовался для трапез, был покрыт турецким ковром. В гостиной было тепло даже зимой, так как за одной из стен скрывался дымоход большого камина и в самой комнате находился еще один камин. Над ним висела панель с гербом Морлэндов – бегущий белый заяц на черной полосе и девиз: «Верность». Fidelitas. Войдя в комнату, Пол кисло взглянул на этот герб – вскоре ему предстояло украситься изображением леопарда, опирающегося на разорванную цепь. За это Пол должен благодарить Джека.
Анна, сидевшая за столом у огня, повернулась к нему. Он не видел ее глаз, скрытых тенью, бросаемой высокой прической, но знал, что они горят ненавистью.
– А, ты пришел наконец, – злобно прошипела она, – видно, ты не смог справиться со своим «делом» до ужина.
– Не смог, – резко ответил Пол.
– Что же такое важное могло отвлечь тебя от стола? – настаивала Анна.
– Ты осмеливаешься допрашивать меня? – вскипел Пол. – Замолчи, женщина, и помни о своем месте.
– Мое место... – начала Анна.
– Быть послушной, услужливой и мягкой, – закончил Пол, – а если ты в чем-то сомневаешься, обратись за разъяснениями к своему духовнику.
Анна не собиралась сдаваться, однако Джек послал ей предупреждающий взгляд, и она снова погрузилась в рукоделье. Пол успел поймать этот взгляд – взгляд мужчины, который любил смелых женщин, чья собственная жена сидела рядом и несколько иронично смотрела на него.
– Ну, о чем говорили за ужином, брат? – спросил Пол Джека, его голос тоже переполняла ирония. – Что нового при дворе? Наверно, есть что порассказать?
Джек, чтобы не устраивать новую ссору, сделал вид, что не заметил иронии:
– Говорят, король собирается лично возглавить войска во Франции, так как дела идут не слишком хорошо.
– Не сомневаюсь, кто-то подсказал ему, что это может все изменить, – вмешалась Бел, но Джек быстрым взглядом приказал ей молчать.
– Итак, моя сестра направляется ко двору без короля? И когда же? – поинтересовался Пол.
Ему ответил Эдуард:
– В августе, я поеду с ней, и Джек тоже. Я надеюсь увидеть лорда Сюррея и просить его покровительства для нее. Майка сказал...
– Совершенно не обязательно полагаться на заступничество Майки перед моим лордом, – прервал его Пол, – дом Морлэндов и так всегда был близок дому Норфолков.
Эдуард, поняв, что поступил нетактично, поклонился и произнес:
– Я, разумеется, также рассчитывал на вашу дружбу с моим повелителем, сэр.
Пол, которого трудно было провести такими извинениями, повернулся к Джеку:
– И кто будет править вместо короля, пока тот в отлучке?
– Королева будет регентом, – кратко ответил тот. Пол рассмеялся.
– Королева! Удивительно, когда король рассеет ее чары? Думаю, что скоро. В отсутствие короля, я уверен, у нас в ближайшее время возникнут неприятности с шотландцами.
– Его светлость не может отсутствовать слишком долго, – заметила Мэри, – королева снова беременна.
– Да будет Господь благосклоннее к ней на этот раз, – объявил Пол тоном, не оставляющим сомнений, что он уверен в обратном. – Сколько их было за четыре года? Два мертворожденных и сын, проживший только шесть недель? – Он бросил взгляд на Анну. – Плохо иметь жену, которая не способна исполнить свой долг.