Темная роза
Шрифт:
– Что?
– Она умерла утром. Посланник привез ее завещание и письмо королю. Я так счастлива, что не знаю, что и сказать. Наконец-то не осталось' никаких сомнений. Я – единственная королева Англии.
– А король уже знает?
– Конечно. К нему курьер явился раньше всех. Когда он прочел ее прощальное письмо, он плакал – но и благодарил Господа за то, что она мертва. Хэл говорит, что он просто с ума сходит от радости. Он приказал устроить банкет и бал этим вечером, чтобы отметить это событие, и всем нам приказано одеться в желтое, цвет радости.
– Желтое?
– Да, он сказал, что в этот день не должно быть никакого траура, ничего темного. Из приличия он будет утром носить темное, так как она была женой его брата, но это будет легкий траур, а вечером он сменит его на желтый костюм. И он послал за Елизаветой, чтобы похвастаться ей на балу. Ох, Нан!
– Ваша светлость, я очень рада, – воскликнула Нанетта. Итак, пришел конец сопротивлению этой глупой, несчастной испанки! Теперь она не сможет причинить вред, не нужно будет тревожиться – и все из-за чего? Если бы она достойно сдалась, то последние годы жизни провела бы в мире и спокойствии рядом со своей дочерью и друзьями, вместо того чтобы умереть в холодном доме без удобств, вдалеке от всех, кого любила, ненавидимая всеми и не оплакиваемая никем. Тут мысли Нанетты переключились на дочь Екатерины.
– А леди Мария? – начала она и тревожно взглянула на Анну, решив, что было нетактично упоминать ее. Но королева вся светилась счастьем, чтобы злорадствовать в отношении кого бы то ни было.
– Она будет очень страдать. Бедная девочка – да, Нан, мне ее жаль, хотя она и приводит меня в бешенство. Но я не желаю ей зла. Я постараюсь снова подружиться с ней. Я снова приглашу ее ко двору.
– Она не явится, ты же знаешь.
– Вполне возможно, ведь теперь ее мать умерла.
– Она решит, что это оскорбление памяти матери.
– Я вовсе не собираюсь включать ее в свою свиту, так что ей не придется слишком унижаться.
– И она не согласится находиться рядом с принцессой Елизаветой.
– Я дам ей приоритет – она сможет идти после меня и перед Елизаветой.
Нанетта улыбнулась:
– Ты решила любой ценой завоевать ее.
– Да. Мне ее жаль. И мне хочется угодить Генриху. И, – она положила руку на живот, – у меня здесь есть мальчик, который сделает ее неопасной. Она не сможет причинить мне вреда, разве только себе.
– Ну что же, надеюсь, ты преуспеешь. Я думаю, она знает, что ей нужно.
Но Мария отказалась принять эти проявления дружбы – отказалась признать Анну королевой, отказалась называть свою покойную мать вдовствующей принцессой и продолжала, вопреки запретам, называть себя принцессой Уэльской. В конце концов Анна сдалась, а взбешенный король согласился с бесплодностью дальнейших усилий и приказал, чтобы Екатерину похоронили с минимумом почестей в соборе Питерборо. Желая показать, сколь мало он скорбит о ее смерти, он, чтобы отпраздновать ее погребение, приказал устроить турнир, на котором собирался, несмотря на усилившуюся боль в ноге, принять участие в нескольких схватках.
Анна не пошла смотреть турнир и просидела весь день за шитьем в своих покоях. Она была уже на большом сроке беременности и опасалась слишком много двигаться, кроме того, она волновалась.
– Ты так обрадовалась, когда пришло известие о смерти вдовствующей принцессы, – сказала Нанетта, – а теперь ты так печальна. Что тебя беспокоит?
– Пришли кое-какие известия от иностранных послов, – отозвалась Анна, вздыхая и откладывая работу. – Мне до сих пор не приходило в голову, что те из них, кто не признал наш брак, считают Генриха вдовцом и потому годным к новому браку...
– Но он просто не обратит на это внимания, так что тебе нечего волноваться.
Анна нахмурилась:
– Я знаю, но ведь никто, даже я, не может быть уверен в том, какое решение примет король. Может быть, ему по какой-нибудь причине будет выгодно отстранить меня – если что-то случится...
– Но что может случиться? – Нанетта не стала произносить слово «выкидыш», но поняла, что ее госпожа думает именно об этом. Однако опасный момент – семь месяцев – остался позади. – Ты уверена, что родишь сына.
– Да. Но... Нан, король не молод, но он не соглашается с этим. Он все время пытается испытать себя в стычках с молодыми придворными, как на сегодняшнем турнире. Ему мало одного тура – он хочет побить их всех, чтобы доказать свою силу. А его нога беспокоит его сильнее, чем он в этом признается. А если с ним что-нибудь случится? Они уберут меня и Елизавету и посадят на престол Марию.
Нанетта промолчала – она знала, что это правда: даже те, кто признал новый брак, все еще рассматривали Марию в качестве наследницы, так как она была старшей дочерью короля.
– Нет оснований считать, что с королем что-то случится. Ты можешь быть уверена, что он не станет чрезмерно рисковать. Если родится сын, он не захочет оставить королевство на попечение младенца и побережет себя. Тебе не следует так переживать.
Из соседней комнаты появилась Мэри Уайат:
– Ваша светлость, ваш дядя, лорд Норфолк, хочет поговорить с вами.
– Норфолк? Что ему нужно? – Анна нахмурилась еще сильнее – они ненавидели друг друга, он появлялся только для того, чтобы так или иначе огорчить ее.
– Сказать ему, что ты не сможешь принять его? – Нанетта начала подниматься с места.
– Слишком поздно, – сказала Мэри, оглядываясь, – он здесь. Мне кажется, у него что-то спешное.
Лорд Норфолк действительно так спешил, что ворвался в комнату, даже не соблюдая обычных правил этикета – оттолкнул Мэри Уайат и не обратил внимания на Нанетту, вставшую, чтобы сделать книксен. Нанетта увидела, что даже его свитские, вошедшие за ним следом, бледны и взволнованны. «Что-то серьезное», – подумала она.