Темная сестра
Шрифт:
Алекс бросил взгляд на огонь, потом на газету — та соскользнула вниз.
— Конечно.
Он спустился в игровую комнату и проверил пол. Да, вот и подошел к концу очередной выходной... В запасе у Алекса было ровно столько плиток, чтобы заменить пострадавшие. Приподняв старые плитки, он не обнаружил следов сырости. Это привело его в замешательство, но он просто положил новые. Ушло на это почти два часа.
— Дело сделано, — сказал он Мэгги, возвращаясь на диван, но уже не чувствуя прежней бодрости. — Возможно, протрава для древесины некачественная.
Десять минут спустя пламя в камине ревело, а Алекс храпел.
Мэгги решила сделать
Гардения для гармонии. Мускус для страсти. Жасмин для любви. Розовая герань для защиты. Тысячелистник, чтобы любовь длилась семь лет и чтобы избавиться от любого страха.
Гармония! Страсть! Любовь!
Мэгги была готова ограничиться первым и самым меньшим из этих трех, если бы все было так просто. Да, совсем нетрудно сымитировать гармонию. Будь ласковой, Мэгги! Прояви уступчивость! Прибереги свои специи для домашнего обеда и не проси о большем, Мэгги!
Но едва ли это гармония. Скорее, бессилие слабого сердца, хотя внутри все кипит.
Страсть — когда-то ее было хоть отбавляй. Мэгги помнила, как в самом начале своих отношений они с Алексом боялись вылезать из кровати — что если другой не окажется там, когда первый вернется? А теперь пришли времена, когда Мэгги оставалось только вспоминать о той страсти: красясь перед зеркалом, она то и дело норовила помедлить, слегка, по-кошачьи, потянуться и глубоко, чувственно вздохнуть. Любовь. Защита. Защита от чего? От этой лихорадки прелюбодеяния? Или от страха — хотя бы на тот момент, — что невидимые трещинки уже проступают на мифе о семейном уюте, на том самом мифе, в котором Мэгги еще не имела возможности усомниться.
Она не хотела ничего терять — ни Алекса, ни детей, ни домашнего очага. Но ее ужасало ощущение хрупкости всего этого, ведь достаточно мимолетной небрежности — и все погибнет... «Чтобы любовь длилась семь лет и чтобы избавиться от любого страха». Что ж, семь лет любви у них уже было, и, возможно, их чувство себя исчерпало. В этом был самый большой страх Мэгги: вдруг что-то незаменимое они уже растратили?
Тем утром, в лесу, ей был послан знак, который просто не мог ее не вдохновить. Она сидела под деревом, погруженная в мечты, и к реальности ее вернуло чуть заметное трепетание какого-то живого существа. Его полосатая расцветка так хорошо сливалась с листовым перегноем и желтеющим папоротником, что Мэгги поначалу не обратила на него внимания. Но слабое движение выдало присутствие существа, и Мэгги пришла в себя, мгновенно распознав его по черным и серо-коричневым шевронам, украшавшим все его туловище. Это была гадюка.
Не более чем в ярде от голой ноги Мэгги змея присматривалась к маленькой птице, присевшей на поросшее мхом гнилое бревно. Женщина недоумевала, почему птица не улетает. Это был крошечный крапивник, сидевший достаточно близко, чтобы она могла заметить: он смотрит на змею. Мэгги поняла, что крапивник находится под гипнозом. Он был парализован взглядом гадюки.
Большинство змей уже приготовилось зимовать, но, как видно, эта гадюка не торопилась впадать в спячку. Мэгги почувствовала особую значимость момента. Это был подарок, послание от Природы. Мэгги прищурилась и вытянула шею. Потом тихо зашипела. Это казалось безумием, но она поверила, что сможет подчинить змею своей воле.
— Оставь птицу.
Мэгги не знала, произнесла она это вслух или только подумала, но слова вырвались у нее, точно шумное дыхание, которое она задерживала. Гадюка перевела взгляд с птицы на женщину. Мэгги хлопнула в ладоши, и крапивник улетел. Змея скользнула в гущу папоротника.
Какое-то время Мэгги смотрела туда, где находилась гадюка, а потом вдруг ощутила пронизывающий холод. Она понятия не имела, сколько времени провела в лесу. Она оделась и направилась к машине.
Кустарники пламенели ягодами и дикими фруктами. Мэгги почудилось, что с глаз у нее спала чешуя. Чернокрасные ягоды бузины боролись за ее внимание с ядовитыми рубиновыми ягодами черной брионии, целебным шиповником, сверкающей рябиной, голубым можжевельником, плодами дикой яблони и сияющими черными стручками сонной одури, смертоносной белладонны. Урожай созрел, и кусты напоминали открытые сундуки с сокровищами. Мэгги твердо решила вернуться позже, чтобы их собрать. Между тем в образах гадюки и крапивника ей было явлено откровение. Вот она — миниатюра, эмблема, уменьшенная копия ее брака. Послание было на языке, которого Мэгги еще не понимала.
Она приготовила масла методом анфлеража: наполнила небольшие емкости лепестками или листьями, залила их оливковым маслом и оставила на пару дней. Она повторила этот процесс несколько раз, выбрасывая старые листья и засыпая свежие в то же самое масло, пока оно не пропиталось ароматом. В конце концов Мэгги процедила масло сквозь фильтровальную бумагу и вылила в бутылку. Прежде чем плотно закупорить бутылку, она добавила туда несколько капель бензойной настойки в качестве консерванта.
Мэгги становилась знатоком и энтузиастом этого ремесла. Она использовала природное чутье и хорошее обоняние, чтобы понять, когда масло будет готово. Потом смешала масла с помощью пипетки и добавила щепотку сухого тысячелистника.
Когда она вдохнула аромат, получившийся в результате, то не смогла сдержать улыбку. Это оказалось не совсем то, чего она ожидала, но безотчетная вера укрепилась в ней, точно добрый гений. Остатки скептицизма были не чем иным, как пленкой, натянутой над пустотой. Былые сомнения пересыхали, трескались, соскальзывали, подобно коже, высвобождая сияющее, влажное существо, таившееся внутри.
Потом разлить в два кувшина, и пусть влюбленные намажут друг друга, каждый из своего кувшина, при луне, и зададут вопросы.
Мэгги вылила смесь масел в две маленькие бутылки матового стекла: одну для него, другую для нее.
Той ночью она подождала момента, когда они стали раздеваться в мягком свете прикроватной ламы. Алекс сидел на кровати, расстегивая рубашку. Она склонилась над ним сзади и стала массажировать ему шею. Он был напряжен, а его мышцы оказались жесткими, как натянутые канаты.
— Приятно.
Мэгги окунула пальцы в масло. Алекс попробовал оглянуться через плечо.
— Сиди смирно, — мягко сказала Мэгги и запустила руку ему в волосы.
— А ты помассируешь мне шею, Алекс? Хотя бы минутку? — Она сбросила блузку и протянула ему бутылку, — Возьми вот это.
— Штука сильная.
Он начал растирать масло по ее плечам и спине. Оно заблестело вдоль ее позвоночника и на гладкой, бледной коже.
— Достаточно. Иди сюда.
Мэгги взяла у Алекса бутылку, поцеловала ему руку и провела ею по своему лбу. Потом она поднялась, поставила обе бутылки на подоконник, чтобы на них падал лунный свет, и погасила лампу. Она слегка раздвинула занавески, чтобы впустить в комнату мягкие лучи нарастающей луны, и легла в постель рядом с мужем.