Темная сторона России
Шрифт:
— Проходите, проходите, — поддержал ее брат.
— Kitan kucundas! — внезапно блеснул знаниями Мишаня. Мы недоуменно на него уставились, аонв ответ на наши ошарашенные физиономии только пожал плечами и пояснил: — Ну яжв эти места ездил трофи снимать. Пришлось хоть минимум выучить, чтоб местным приятное сделать.
— А чего ты сказал-то? — прошептал Юлик.
— «Спасибо за приглашение» он сказал, — улыбаясь, ответил брат Елены. — Меня, кстати, тоже Мйхал зовут, но, чтоб не путать с дедом, зовите просто Мих. А это — Никола, Николай, брат наш младший, — повел
Там, на лавке, сидел миловидный парень (не похожий ни на сестру, ни на брата), как с картинки рисованный Лель из русских сказок. Вьющиеся льняные волосы до плеч, васильковые глаза и весьма развитая мускулатура.
— У нас матери разные, — объяснил Мих. — Ник в свою маму пошел.
— О’кей, — протянули мы и все же вошли внутрь дома.
Дом был добротный. Раньше, в седые времена, так всегда строили на севере России. Это был даже не дом, а целый комплекс жилых и хозяйственных построек, включавший избу на подклети, крытый хозяйственный двухэтажный двор, амбары и хлевы. Мы прошли через сени, мимо нескольких закрытых дверей и по широким некрашеным половицам вошли в жилое помещение. До этого в каком-то чулане сбросили рюкзаки и поклажу.
Нас усадили за огромный стол, Еленка разложила перед нами искусно вырезанные деревянные ложки и миски и поставила на стол блюдо с калитками, это пирожки такие. А затем со скоростью молнии стала метать на стол сначала легкую снедь, а потом поставила и горшок с борщом. О, вспоминая об этом борщике, не могу сдержать слюну. Все же то, что готовится в печке, разительно отличается от приготовленного в городских условиях. А может быть, дело в абсолютно натуральных продуктах?
Когда мы, окосевшие от борща, калиток и всяческой вкуснятины, готовы были упасть с лавок, девушка принесла новое блюдо с пирогами и расставила на столе старинные граненые стаканы. Появилась на столе и большая бутыль с желтоватым напитком.
— Это олудь, наше вепсское пиво, — с хитрой улыбкой пояснил дед Михал. — Я его на меду и хмелю варю сам.
В какой-то момент дед Михал хлопнул по столу ладонью и задорно воскликнул:
— Чистой душе чистое тело подавай! Давайте-ка, ребятушки, в баенку! Мих уже прогрел ее.
Банька оказалась что надо. Мы сидели на полках и охаживали друг друга вениками. Попарились от души, а потом устроили купание в озере, на котором стояла деревня. Кстати, это одна из отличительных черт местных селений: каждое вепсское село построено так, чтобы видеть себя в зеркале озера.
К вечеру мы перезнакомились с остальными жителями деревни, но, кроме Еленки и Миха, никого нашего возраста там не было, одни старики да мужик с женой лет под пятьдесят.
Три дня пролетели как один миг. Мы записывали рассказы местных жителей, купались в озере, ловили рыбу, собирали грибы и фотографировали, фотографировали, фотографировали. Местные, смеясь, говорили: «Да не снимайте вы, еще насмотритесь». А мы снимали.
Вечером третьего дня сели за стол и завели с дедом Михалом разговор о возвращении обратно.
— Тю, а зачем вам так рано, отдыхайте, когда еще попасть к нам получится-то? — удивился он.
— Да нам, Михал Семенович, обратно надо, — извиняющимся голосом произнес Мишаня. — Сроки поджимают.
— Не могу я вас проводить завтра, а кроме меня некому. Вон Михе надо крышу Матрениного хлева починить, да борти новые делать для пчелок. А Еленка и дороги-то не знает. Дмитрий, который самый молодой из нас, окромя моих ребят, не может деревню покидать, а мне пасекой еще дня три заниматься. Так что сейчас точно не получится, — твердо сказал дед. — Дня через три поговорим. А я смотрю, — хитро глянул он на Рыжего, — тебе моя Еленка приглянулась?
— У меня жена только недавно родила! — замахал руками Кита. — Я бы и рад уже с ними быть, да вот работа, заказ от редакции.
— Ну, — протянул дед, — коль родила, так твой след уже остался. А то давай, оставайся тут, а? Я же вижу, как ты на Еленку поглядываешь. Да и ты, Танюша, — скосил он на меня глаза, — Миху моему приглянулась. А Лена вот, — продолжал он, — интересно на Николая поглядывает.
Ленка аж задохнулась от возмущения:
— Дед Михал, у меня Мишаня есть, на кой мне ваш Николай? Да и младше он меня на семь лет. Нет уж, спасибо.
Разговор за столом как-то увял, а позже мы его продолжили уже на завалинке, когда собрались вместе обсудить, как бы нам все же пораньше выйти обратно до Вознесенского и на своих лодках отправиться на Ладогу.
— Кита, а сходи за джипиэсом, — сказала Йола. — Давайте посмотрим по маршруту, может, сами выберемся, а?
— Девчонки, а может, все же задержимся? — Юлик и до этого не высказывал восторгов по поводу быстрого возвращения, а теперь готов был просто стелиться, лишь бы остаться в деревне подольше. — Ну куда нам спешить? Мы тут всего три дня. Посмотрите, сколько материала, какая натура, какой колорит. Мы же еще с местной знахаркой не познакомились. Ну давайте еще три денька, которые Михалу на пчел нужны, тут побудем, а?
— Юлик, какие три денька? Мы от Вознесенского до Шокши сколько добираться будем, потом до Ладоги плыть еще сколько? А ты не забыл про осенние шторма на нашей Ладоге? Завтра, край послезавтра выходить надо, — отрезал Мишаня.
Из дома показался Рыжий. Он брел как в прострации.
— Эй, Никит, ты чего такой? Что случилось? — спросила я.
— Народ, у меня навигатор пропал. — Кит был ошарашен. — И не только у меня.
Извините, по всем сумкам полазал и перетряхнул, у всех проверил рюкзаки. Ни телефонов, ни навигаторов. И карты тоже пропали, а без них нам тут — плутать до морковкина заговенья.
Вот тут-то нас и прибило: связи нет, навигаторов нет, карт тоже нет, а от той поляны до деревни мы шли сонные и уставшие, как телки за дедом. А что это значит? А это значит, что сами мы можем отсюда уйти и пропердолить по тайге фигову тучу километров, только неизвестно куда. И не факт, что выйдем к человеческому жилью.
— Обратной дороги у вас нет, на леший след! — внезапно раздался за нашими спинами голос.
Мы разом обернулись и увидели деда Михала и Дмитрия — того пятидесятилетнего мужика.