Темная сторона Солнца
Шрифт:
Создается впечатление, что твой убийца вознамерился помешать тебе открыть мир Шутников. С другой стороны, он как будто подталкивает тебя к открытию, принуждая идти теми путями, над которыми ты в противном случае даже не задумался бы.
Давай рассмотрим самих Шутников. В их существовании не может быть сомнений. Они оставили артефакты, величайший из которых – Ожерелье Звезд, что доказывает наличие огромных возможностей и, вероятно, бравады. Центр Вселенной они оставили на Волке, что наводит на мысль о том, что они знали толк в лежащих в основе Совокупности трюизмов. Страты Завтрашнего Дня они оставили на Третьем Глазе, что, на мой взгляд, означает, что они
– Мне это приходило в голову, – признал Дом. Он сидел в тине, наблюдая за игрой света на поверхности озера. – Это поэтический образ?
«Поэзия – искусство высшего порядка. Шутники не могли не достичь этого уровня». Дом вздохнул.
– Вначале я думал, что достаточно будет найти какое-нибудь симпатичное объяснение, как… ну, как у Хрш-Хгна.
«Если уж на то пошло, его объяснение весьма поэтично и, вполне возможно, соответствует действительности. Но оно…»
Снова провал в непередаваемое. Зуд, ощущение неверности, традиционно воплощаемое в почти физической боли, которую испытывают некоторые люди при виде перекосившейся картины, зная, что не могут ее поправить; ощущение диссонанса.
«Тогда они должны быть похожи на креапов. Окружающая среда определяет сознание, а Шутники мыслили не как креапы. Однако в настоящее время креапы бесспорно самая развитая раса. Я бы предложил тебе их изучить. В креапах таится ключ к Шутникам».
– Значит, их мир мне не найти.
«Я этого не говорил. Но концепция много важнее. Ты же не говоришь „мир осы обыкновенной“ или „мир поэта“? И то и другое – отдельные миры, и только по случайности названия подразумевают отсылку к физической реальности, такой как планета.
– Кажется, я понял, – сказал, вставая, Дом. – Мир Шутников может быть просто точкой зрения на Вселенную.
«Именно».
– Я отправлюсь к креапам. – Он попытался вспомнить. – Кажется, креапы высшего порядка недавно установили над Ожерельем Звезд научный плот, да?
«Насколько я понял. Поскольку креапы высшего порядка представляют наиболее развитый подвид своей расы и специализируются на изучении других форм жизни, твой выбор цели вполне логичен».
Дом приготовился было всплыть на поверхность, но остановился.
– Ты ведь хотел, чтобы я что-то для тебя сделал?
«Речь идет об услуге. Ты – Председатель Правления Противусолони, водного мира?»
– На поверхности да. Учитывая болота и топи, воды у нас девяносто процентов.
«Мне бы хотелось эмигрировать».
Шатогастр объяснил. Пояс – планета приятная, но скучная. Он мог общаться с жидкой составляющей солнцепсов, которые щенками пили из озера, и благодаря их собственной телепатии – которая была всего лишь второстепенной функцией их грандиозных мозгов – получать новые сведения из мыслей путешественников. Но Шатогастру хотелось большего, ему хотелось распространиться. Если бы Дом одолжил свой питьевой контейнер и позволил налить в него воды, на Противусолонь попала бы достаточная часть Шатогастра, которая позволила бы стать Шатогастром и огромному морю Тетис. [17] Он был крайне убедителен.
17
В мезозойскую эру море Тетис разделяло континенты Лоразия и Гондвана.
«Я мог бы заботиться о вашей рыбе и поддерживать порядок на водных путях. Я мог бы снабжать прибрежную полосу моллюсками и служить музой для ваших поэтов. Тот, кто пьет из меня, испивает также от вселенной. Пожалуйста».
Дом помешкал, и озеро поняло почему.
«У меня нет ни рук, ни лап, ни желания что-либо захватить. Я могу помогать, но не могу сражаться. К чему мне завоевания? Я…»
Непередаваемое, но образы сознания, а не силы; мысль, образующаяся в воде, а не в существе; уверенность, что озеро говорит… – не правду, поскольку это предположило бы возможность лжи, а Шатогастр лгать не мог…
– Правление может заблокировать мое решение, но… – Дом открыл небольшую бутылку, которую достал из рюкзака. – Заходи. – Из бутылки выскользнул пузырек воздуха.
«Спасибо».
Одного толчка хватило, чтобы Дом легко всплыл на поверхность. Набрав в легкие настоящего воздуха, он погреб к берегу.
Разлом как будто завершился. Когда Дом взбирался по склону, спустились по спирали еще два-три яйца, но взорвались далеко к югу. Несколько влажных щенков, ростом не больше человека, совершали свои первые неуверенные шаги.
Тут и там щенки постарше лаяли на небо, устремив к облакам длинные, подрагивающие морды. Рыжеватая шерсть на их конических телах была прилизана. Один, сидевший поближе к озеру, дрожал.
– Эй!
Из травы выскочили Хрш-Хгн и робот с крупной цифрой три на грудной пластине. Даже не замедлив шага, они каждый схватили Дома за локти и вместе с ним кубарем покатились назад к озеру.
В воздухе запахло метаном, вонью испортившихся фруктов, от которой у Дома запершило в горле.
– Хрш! Значит, Исаак тебя вызволил? А что сталось с Исааком? Исаак, это ты? Что произошло?
Робот до половины был покрыт сажей, на одной руке виднелись поверхностные потеки оплавленного металла. Фноб рассеянно кивнул и осторожно выглянул на равнину. Ближайший щенок теперь трясся всем телом, из трех набухших гланд вокруг его широкого крупа поднимались облачка еле видного пара.
– Робота укусил пес, – пробормотал Хрш-Хгн. – Тут у нас было довольно беспокойно. Cave canem! [18]
Они юркнули в траву. Перед ними разверзлась взрывная воронка. По сладкотраве пронесся порыв жаркого ветра, гоня перед собой клубящееся облако жирного черного дыма. Мгновение спустя пала лженочь.
18
Берегись собаки! (лат.).
А над ней на трех вспышках ослепительного синего пламени неуверенно взмыл солнцещенок. Медленно, следуя путем, по которому шли миллионы лет его предки, прежде чем покинули враждебный мир, он вознесся над равнинами.
Щенок набрал скорость и высоту, выпустил клуб дыма и продолжал ускоряться, пока Дом не потерял его из вида среди далеких перистых облаков.
Вычисления.
Хрш-Хгн передвигал по кубу небольшой шарик-ползунок.
– Могу с облегчением утверждать, что это не сработает, – сказал он.