Темная волна. Лучшее

Кабир Максим

– Что именно произойдёт? Как? Когда?

– У этого нет даты и формы. Это вероятность, исключить которую можно лишь одним способом. Уйти и не касаться.

– Сколько времени у меня есть? Когда это начнётся?

– Это продолжается. Если бы мы встретились полгода назад, я бы посоветовал вам то же самое.

– Полгода… уже полгода я подвергаю Макса опасности?

Он кивнул.

– А интернет? Я могу следить за сыном… как он растёт, как становится мужчиной?

Ненастоящий дядя покачал головой.

Я

впервые посмотрел на него не как на человека. А как на призрака… или уставшего дьявола, присевшего отдохнуть на скамейку. Я был готов обвинить его во всём – в удалённом желчном пузыре, который вытащили из меня через пятисантиметровый разрез, в дурных снах Макса… я видел в нём источник радиации, который отравляет всё вокруг…

– Кто ты? – спросил я.

Он закрыл глаза.

– Простой чудак, у которого есть для тебя ещё два предсказания.

Я встал. Я не хотел слушать, но знал, что не смогу уйти. Не от него.

– Мост, в будущем твою жену очень расстроит мост.

– Что это значит?

– Это значит смерть, которую не избежать.

– Это…

– Нет, – перебил он, не открывая глаз. – Это не касается твоего сына. И последнее: если хочешь увидеть нечто необычное, постарайся не уснуть сегодня до полуночи.

* * *

Я не сомкнул бы глаз даже без его последнего предсказания. Когда выключили свет и соседи – прооперированный и ожидающий операции – захрапели в унисон, я лежал на узкой койке и пялился во что-то чёрное и густое внутри себя. Шрамы болели и чесались, но недостаточно сильно, чтобы отвлечь от мрачных мыслей.

Уснул я только под утро.

Ничего необычного так и не произошло. Или нет? Быть может, бесформенная тьма, липнувшая к моим глазам, проникающая в меня едкими струйками, и была…

* * *

Через неделю меня выписали.

Я сидел у кроватки Макса и чувствовал себя бомбой, готовой взорваться в любую секунду. Было около пяти утра. Пять минут назад я перенёс сына в детскую, умудрившись не разбудить ни его, ни Марину. Если бы Макс проснулся, если бы посмотрел на меня – я бы не смог. Не в тот день.

Но Макс спал.

Я поцеловал его волосы, вышел из детской, прикрыл за собой дверь, достал из кошелька заранее подготовленную записку («я не вернусь»), оставил её на полке в коридоре, оделся, обулся и открыл входную дверь.

Я медленно спустился по лестнице. Я выкинул сотовый в мусорку у подъездной лавочки. Я поднял взгляд на окна девятого этажа, и всё расплылось.

Всю дорогу до вокзала я плакал.

Будь ты проклят, говорил я, растирая по щекам слёзы, будь ты проклят, Ненастоящий дядя.

А потом: спасибо тебе.

* * *

После этого ничего уже не было, ничего, что имело бы хоть какое-то подобие смысла.

Молния его предсказания расщепила меня, распёрла изнутри. И я остался стоять на месте – мёртвый, пустой. А люди с бензопилами не спешили.

Сейчас мне восемьдесят два (кажется, я уже говорил). Я не видел Макса сорок девять лет.

Я ушёл. Я старел в другом месте. Мёртвое бессмысленное дерево. Мёртвый несчастный человек с горсткой воспоминаний.

Я хотел бы оставить лишь прошлое, в котором есть моя семья, прошлое, в котором нет Ненастоящего дяди, но не мог. Я копался в наших встречах и разговорах, как бродяга в мусорном контейнере. Собирал объедки и складывал их в пакеты.

Отдельный пакет предназначался для его пророчеств. Я даже провёл сортировку.

Первый разговор у пушек в крепости. Одно предсказание-развлечение: парк, дерево после удара молнии («Парень получит массу впечатлений»). Одно предсказание-неизбежность: больница, вырезанный желчный пузырь («Июль следующего года запомнится вам в иных тонах»). Одно предсказание-выбор: купленная в ларьке карта цитадели, новая встреча с Ненастоящим дядей («Это зависит»). Три предсказания по цене одной беседы.

Второй разговор в больнице, год спустя. Одно предсказание-развлечение: увидеть нечто необычное («Постарайся не уснуть сегодня до полуночи»), которое не сбылось, или Ненастоящий дядя вкладывал в него некую аллюзию. Одно предсказание-неизбежность: чья-то смерть («Мост, в будущем твою жену очень расстроит мост») – оно сбылось, но об этом немного позже. Одно предсказание-выбор: уход из семьи ради спасения сына («С вашим сыном случится что-то плохое, если…»).

Мои мысли всё чаще крутились вокруг пророчества «если хочешь увидеть нечто необычное». Если оно не исполнилось, значит ли это, что может не сбыться и другое?..

Мог ли Ненастоящий дядя солгать?

* * *

Через два месяца после того, как я бросил свою семью, я позвонил Марине.

Она уже плакала, когда подняла трубку. Не из-за моего ухода, нет.

После моей сбивчивой попытки «прости, я не мог поступить иначе» у неё началась истерика.

– Он умер!.. Вчера!.. А ты… ты… тебя не было рядом!..

Меня словно полоснули по сердцу. Я едва не выронил трубку.

– Как?.. – только и смог сказать я, сдерживаясь, чтобы не произнести имя сына. Даже тогда, на грани, я боялся сказать «Макс», потому что не должен был допустить любое касание наших путей. Это было бессмысленно, ведь то, что сказала Марина…

– Мой брат!.. Он разбился!.. Лучше бы это был ты… трус! Предатель!..

Я сбросил междугородний. Звонок Марине был ошибкой, он подвергал Макса опасности. Её брат… Я испытал облегчение, гнусное, но облегчение. С Максом всё в порядке. С моим сыном всё было в порядке.

Я залез в интернет и ввёл в поисковик имя и фамилию (девичью фамилию Марины) её брата.

Авария случилась три дня назад, но, видимо, Марина узнала страшную новость только сегодня. Её брат умер в чужой стране, в российском городе, по иронии судьбы находящемся недалеко от города, в котором теперь жил я.