Темная жатва
Шрифт:
— Вот оно что, — молвил он мрачно, — и кто тебя послал? Леннарт Кольм… эта мразь? Или поганые демонопоклонники?.. А, впрочем, не важно. Хочешь меня убить — препятствовать не буду. Одно прошу: избавь меня…
— От чего? — не понял Свен.
«Избавь меня от Руны Власти», — хотел сказать Оттар, боясь что не сможет сам избавиться от нее даже со смертью. Хотел, но не успел: внутри, словно даже в самой душе герцога, будто сжался невидимый кулак.
Руна, этот коварный дар опального советника, не желала расставаться с едва обретенным хозяином. Хотя хозяином ли? Был большой вопрос, кто являлся хозяином в этом союзе, а кто слугой. Среди
Взревев не своим голосом, герцог Торнгардский схватил топор и ринулся с ним на не ожидавшего того убийцу. Свен еле успел увернуться… однако ж успел — благо, в полном доспехе его светлость был довольно неуклюжим. И особенно неуклюжим как раз в помещении, да с таким тяжелым оружием как топор.
Второй раз испытывать судьбу Свен не стал, а просто метнул кинжал Оттару в лицо. И на сей раз убийце повезло: лезвие угодило герцогу прямиком в глаз; падая, тот успел почувствовать, как разжимается невидимая хватка Руны.
Полдела было сделано: оставалось уничтожить Руну Власти, а для начала хотя бы забрать ее, скрывавшуюся под доспехами герцога. С последними Свен провозился примерно полчаса прежде чем плитка с диковинной фигурой оказалась у него в руках.
Тем временем снаружи битва успела превратиться в полный бардак и побоище. Горные кланы снова были кланами, а не войском, и сражались уже не с защитниками города, но с начальниками-торнгардцами… а чаще между собой. Ряды смешались, обратившись в беспорядочное людское стадо; когда же в его сторону полетели горящие стрелы, это стадо в едином порыве бросилось в бегство. И кто-то на ходу смял, втоптал в пыль темно-синий стяг с черной пикой-молнией.
В этой суматохе Свен еле-еле сумел уцелеть, пока добирался до реки, на берегу которой и вырос Кронхейм. Еще больших усилий ему стоило не поддаться на тихие призывы Руны, сулившей убийце хотя бы спасение. И только образ герцога Оттара, коему владение Руной Власти стоило жизни, помог Свену устоять перед искушением.
Плитку с диковинным знаком убийца бросил как мог далеко от берега. И невзначай вспомнил, что в детстве точно так же любил кидать камешки, играя с друзьями. Всех тогда забавляло, если камешек не просто шел ко дну, но еще и успевал попрыгать по воде. Только вот Руна Власти была не камешком, как и Свен — уж давно не мальчишкой; им обоим было не до забав. Легонько и совсем неслышно булькнув, плитка скрылась под водой, а убийца в изнеможении лег прямо на берег. Отчитаться в Гильдии он, как полагал, еще успеет, но прежде, более всего на свете ему захотелось отдохнуть.
Интерлюдия
Ночь на границе
Как бывало уже не раз, первыми приближение упырей почувствовали собаки. И не преминули доложить о том своим хозяевам… вернее, старшим товарищам — стражам одной из застав на границе Ульвенфеста и Лесного Края. Хваленый песий нюх не подводил, а близость мертвой разлагающейся плоти хвостатые сторожа неизменно воспринимали с тревогой и отвращением. Особенно если плоть эта, естеству вопреки, вдруг научалась ходить.
За нюхом наступил черед слуха: по шороху травы, хрусту веток и другим малозаметным человеку звукам собаки окончательно уверились, что к заставе приближаются чужаки. То есть, кто угодно, кроме их двуногих сослуживцев. И надлежало в таких случаях если не напугать супостатов; если не отогнать, то хотя
Не подвели собаки и теперь… только вот вместо обычного в таких случаях глухого тревожного рычанья из их глоток вырвался истошный не то лай, не то вой. Выдался он столь громким, что вмиг поставил на ноги не только дозорного, но и двух его сослуживцев, чей черед тогда был отдыхать.
— Да полно вам, — беззлобно проворчал командир заставы, тщась успокоить собак… однако сам при этом не на шутку встревожился. Понимал, что зазря те бесноваться не будут точно — все-таки не подзаборные пустолайки. Ну а коли не зазря, коли четвероногие соратники так напуганы, значит есть чего опасаться и людям. Особенно если людей этих всего трое.
Первую стрелу дозорный поджег и выпустил в ночную темноту почти наугад — просто чтобы увидеть противника в предстоящей схватке. Огонек от стрелы получился слабый и нестойкий, он выхватывал из ночи лишь отдельные отрывки, как кусочки мозаики: иссохшие тела с облезлой кожей, лохмотья, костлявые руки и даже чье-то лицо, изуродованное до утраты людских черт. Однако и того хватило, чтобы подтвердить смутные опасения дозорного.
К заставе медленной и неумолимой поступью двигалась целая толпа.
— Д-демонова теща! — воскликнул страж, — да как же их много!
«…и как же мало нас!» — добавил он про себя.
— Залп! — коротко и привычно выкрикнул командир заставы, пытаясь не терять самообладания. Увы, «залп» вышел довольно жалким: три горящие стрелы, из которых цели достигли две. Третья упала на землю, подпалив сухую траву; на пути упырей вспыхнул небольшой костерок.
Живой человек хотя бы обошел его стороной — просто потому, что ощущения от прикосновения к огню обычно бывают не из приятных. Только вот упыри не были живыми людьми, и не были уже давно. Они шли сквозь пламя напрямик, напролом; не обращая внимания на уже горящих собратьев. И не сошли бы с пути, даже если б перед ними разверзлась пропасть.
А уж боль и страх… о, они были столь же чужды порождениям Тлетворного, как и все другие чувства. То есть, почти все — кроме ненависти к искоркам жизни рядом с собою; кроме этой безумной ненависти и желания непременно затушить их. Выровнять мир с собой, с воплощением смерти и эту смерть разносящим.
— За-а-алп!
На сей раз все трое выстрелили без промаха. Упыри вспыхивали словно факелы… и в свете этом идущая к заставе толпа оказалась даже больше, чем увиделось стражам вначале. Собаки уже изошли на визг и хрип, дрожа от ужаса; не выдержав, командир велел отвести их в караулку — небольшое каменное здание, формой похожее на невысокую башню. В схватке с порождениями Темного Мора четвероногая часть гарнизона все равно была бесполезна.
— Залп, демоны их подери!
Вообще, единственным средством, действенным против напасти из Лесного Края, оказался огонь. Тем более что горящие стрелы, говорят, немало поспособствовали разгрому самого герцога Оттара. Гореть (и, главное, сгорать), как известно, способны и живые, и мертвые. А вот от стали в сражении с упырями проку не было вовсе, и особенно в ближнем бою. В нем живой боец был обречен при любом раскладе — и даже если б ему удалось изрубить ходячие трупы в мелкие кусочки, а самому не получить и царапины. Темным Мором такой победитель заражался неминуемо, да и шансы самому стать упырем тоже были немаленькие.