Темнейджеры – 2. Питер, прощай!
Шрифт:
– Wazza Phuck, – сказал я на это.
Лиза хихикнула. Выключила фонарик и спрятала телефон в карман.
Наверху было холоднее. Ветер свистел в ушах, под ногами похрустывал растрескавшийся битум. Мы не спеша подошли к кирпичному бортику на краю крыши. Если на него опереться, последствия были бы печальными, а так вроде и ничего.
– Красиво, – сказала Лиза.
Я не мог с ней не согласиться. Отсюда было видно и железную дорогу, и шоссе, и Финский залив, и Васильевский остров с новыми высотными домами на
С другой стороны был лес. Бурый, жидкий, убогий, но всё же лес. За лесом тускло блестело озеро, заросшее камышом (я знал, что к его топким берегам лучше даже не соваться). Ещё севернее торчали высокие трубы ТЭЦ, из которых струился плотный белый дымок и тут же таял на ветру. Помнится, зимой он был гуще.
Но с зимы изменилось и ещё кое-что.
Чёрный туман. Клочья тумана медленно поднимались над деревьями. Не редели и не рассеивались. И даже как будто плыли нам навстречу. Я присмотрелся: да, так и есть. Это было как-то неправильно, особенно если вспомнить, что ветер сегодня дул с моря.
Раньше я ничего подобного не замечал. С другой стороны, чтобы увидеть эту ползучую дрянь, нужно было подняться на крышу. Не залез бы – и не увидел.
Всё это не просто так, понял я.
– Куда ты смотришь? – забеспокоилась Лиза. – Что-то не так?
Я прищурился.
– Ты видишь этот… туман? – спросил я. – Чёрный туман. Вон там, в лесу?
– Какой еще туман? Вороны летают, а больше ничего.
Стая ворон и вправду поднялась над лесом и кружила в небе. Где-то там дальше была городская свалка, вспомнил я.
Я ещё раз втянул носом воздух. Гарью не пахло. Нет, ничего подозрительного сейчас я не чувствовал. Подозрительной была только эта тревога. Древняя и полузабытая.
Я пытался вспомнить.
Это было мгновенное озарение. Я даже зажмурился. Призрачный туман Чернолесья клубился перед моими глазами. Молнии били с высоких стальных мачт, и тьма отступала – но ненадолго, – и прямо перед собой я видел… я видел…
* * *
– Серёж, – Лиза дёргала меня за рукав. – Что с тобой?
Я сидел на грязных ступеньках, согнувшись и закрыв голову руками. Девчонка была рядом. Её голова была теперь перевязана смешной красной банданой. Как у той девчонки из мульта, но с черепами. Я усмехнулся.
– Со мной ничего, – пробормотал я кое-как. – Кроме тебя.
Мою неуклюжую шутку она пропустила мимо ушей. Озабоченно вгляделась мне в глаза:
– Ты чего-то принимал? Таблетки? Сергей… ну скажи…
– Нет, – сказал я. – Просто голова закружилась.
Не пересказывать же ей мои внезапные галлюцинации. Про чудовищного волка-оборотня, по уши в крови, из чьей пасти свисают клочья алой пены.
Тётя Элла сказала бы, что у меня фотографическая память.
– Я тебя с крыши еле вытащила, – жаловалась тем временем Лиза. – Ты куда-то вдаль смотрел, смотрел… потом как вскрикнешь…
– Спасибо тебе, – сказал я и поднялся на ноги. – Я в порядке.
Голова больше не кружилась, да и вообще я про голову соврал. Я чувствовал себя прекрасно. Если не считать дефектов долговременной памяти.
– Наверно, надо ехать домой, – сказала Лиза и заботливо поправила воротник моей куртки. – Здесь больше делать нечего.
Мне был понятен ход ее мыслей. Поездка вышла неудачной. Зря только школу прогуляла. А все из-за этого токсичного парня.
Вряд ли, подумал я, эта девчонка будет ждать меня завтра на автобусной остановке.
Тут я прислушался. Далеко внизу, у входа, что-то происходило. До нас доносились звуки неясной природы – кто-то был там, кто-то многочисленный. Скрёбся и повизгивал.
– Не помнишь, мы дверь за собой закрыли? – спросил я.
Лиза застыла на месте.
– Не бойся, – сказал я. – Это не люди. Просто собачки. Они домашние.
Не успел я договорить, как внизу раздался собачий лай, короткая грызня и снова яростный лай. Эхо размножило эти звуки, и Лиза задрожала от страха.
Тогда я обнял её за плечи.
– Не бойся, – сказал я еще раз.
На лестничных площадках этой чертовой заброшки не осталось ни одной целой двери, и укрыться было негде. Мы торопливо спустились на пару пролётов и оказались в громадном пустом зале на седьмом этаже. Здесь гулял ветер и было почти светло. Мы спрятались за обшарпанной колонной и прислушались.
– Подождем, – сказал я Лизе. – Вряд ли собаки любят бегать по битым стеклам.
Я опять ошибся. Кто-то рычал, кто-то лаял, кто-то стучал когтями по ступенькам, и все они приближались. И их было много.
Я огляделся: в дальнем углу у стены, за грудой поломанной мебели, лежал опрокинутый железный шкафчик. Наверно, здешние работники когда-то хранили в нём пальто и шубы. Обе дверцы были целы, кто-то даже догадался прикрепить изнутри небольшое зеркало. Но места в шкафу хватало только на одного.
– Полезай внутрь, – скомандовал я Лизе. – Быстро.
Ей пришлось забраться в этот шкаф, как в гроб. Для полного сходства она еще и побледнела, как смерть. Но смотреть на это было некогда, и я захлопнул дверцы.
– Никому не открывай, – сказал я.
Первый пёс выскочил на площадку, повертелся на месте и метнулся по следу – в нашу сторону. Кажется, за ним последовал второй, а может, сразу несколько. Их когти отвратительно скрипели на бетонном полу. Они громко фыркали и сопели, они переговаривались, как свора охотничьих псов во время облавы.