Темницы
Шрифт:
– Там страшно внутри, говорят, – сказал Лёня. – Пещеры настоящие. Лабиринт.
Олег попытался представить себе здание изнутри. Стало неприятно.
– А почему тюрьма белая? – спросил Олег.
– А какая она должна быть? – серьёзно посмотрел на него Вадик. – Голубая? Хех! От того, что фасад покрашен в «чистый» цвет, легче не становится. По мне так место мразное и не важно, как оно выглядит. Будь оно хоть замком Дракулы, хоть дворцом из пряников, внутри будет замкнутое пространство, дебильные вонючки, приходящие в себя после запоя или чего похуже. А ещё кумы, попытка навязать тебе режим, лицемерие, болезни, человеческое скотство и рассказы. Рассказы, рассказы, рассказы.
– И что там здравых мужиков, кроме тебя, не было? – спросил Олег.
– Были, – кивнул тот. – Были здравые. Да только это капля мёда в море говна. По мне так лучше пусть вокруг меня будут здравые бабы, чем здравые мужики! А ещё пиво, интернет, моя собака, деньги, смартфон, который не «вылетит». Плюс нормальная медицина, тачка, чистый воздух, красивые виды. Да небо, чтоб не в клеточку!
Перечисляя все эти блага, Вадик повеселел, а потом и вовсе сдержанно рассмеялся. А Олег не мог оторвать взгляда от маленького белого домика с золотистым наконечником тёмного шпиля. Тюрьма казалась игрушечной отсюда. Было не понятно, как она может внушать страх.
– А вообще, про неё хорошая легенда в городе ходит, – бросил, будто бы небрежно, Лёня.
– Расскажи! – вперил в него взор Олег.
– Хорошо, – кивнул Лёня с таким энтузиазмом, словно ждал этого момента всю жизнь. – Вообще её мы, то бишь местные, не зовём тюрьмой, белым домиком или как-нибудь ещё. У неё есть имя. Историческое. Её зовут Темницы.
– Именно так? – спросил Олег. – Во множественном числе?
Манера, с какой Лёня говорил про тюрьму, порождала в душе Олега какое-то неприятное смутное чувство. Нечто отталкивающее заключалось в том, что Лёня говорил про неё так будто она живая.
– А что ты хотел? – качал головой Лёня. – Её построили во времена Анны Ионовны ещё.
– Во времена Екатерины, деревня! – вставил Вадик. – И не Ионовны, а Ивановны… Иоанновны, то есть!
– Какая разница? – огрызнулся Лёня. – Главное, очень давно. И с тех пор её не раз расширяли. Стены там толстенные, лестницы маленькие кривые и хаотичные, по всему зданию разбросанные. И во всём там такой хаос чувствуется… такое смешение и беспорядок! Ведь строили так намеренно. Чтоб не сбегали да потихоньку с ума сходили. Пока водят тебя по всем тем коридорам да проходам, по подвалам подземным да дворикам узким как колодец, пока переводят с одной темницы в другую, так ты и слабеешь умом да волей. Тебя там ни палкой не ударят, ни пальцем не щёлкнут, ни словом бранным не обругают, а ты и сам не заметишь, как воскликнешь: «Слава государыне-императрице!». Ну, или партии, или на что тебе там намекнут. И будешь молиться, чтобы твоё восклицание приняли. А там примут, не примут – не ясно. Только жди. Жди и собирайся с мыслями. Собирай то, что ещё удаётся собрать воедино, пока хохотать не начнёшь со своей ручной мышкой, если повезёт. А если не повезёт, то со своими жучками, как их Вадик называет: «крытниками». Потому что не будет у тебя других собеседников. Темницы на то и Темницы, что их много. На всех хватит. И каждый должен быть по-отдельности. Потому местные наши старожилы и говорят, что Темницы вроде как Раздор, захваченный в камне. То бишь сами по себе они есть нечто противоестественное. В этом может быть глубинный смысл того, что там с ума сходят. А может и в том, что там всё зелёное, болотное, а потолки и верх стен побелены. Может, цвета людей с ума сводят? Могут ведь и цвета сводить! Изо дня в день одни и те же. А может, и то, что они выражают? А цвета-то там белые и зелёные, как сама Сибирь снежная и хвойная. И бескрайние, как Сибирь, а само место-то замкнутое. Ещё одно противоречие, безумцами делающее тех, кто внутри. А может…
– А может, Лёня, от того сходят с ума, что находятся отдельно от родных, взаперти, не зная сколько по суду лет насыпят, а кругом тубик и хрен знает какая ещё зараза? Это тюрьма, Лёня, конечно там с ума сходят!
– Не знаю, Вадик, я ж не сидел, – пожал плечами Лёня. – И вообще… дай легенду закончу рассказывать! Так вот, слухи ходят у нас в городке, будто бы те, за кем «газели» по вечерам приезжают, оказываются в тех самых Темницах, хоть они и давно закрыты. И что это: аномалия ли временная, призраки или тайная организация какая, – неведомо никому.
– Не страшно, – отмахнулся Вова, отворачиваясь от далёкого шпиля.
– Страшно! – возразил Лёня. – Хотя бы потому, что люди-то и впрямь пропадают.
История, рассказанная Лёней, не испугала Олега. Он посчитал её интересной городской легендой, не более того. Слухи о пропаже и похищениях людей он тоже нашёл некоторым преувеличением. Не могут ведь так просто забирать людей из своих жилищ непонятно кто на каких-то «газелях». Не могут. Нет.
Мужики посидели ещё с полчаса на террасе летнего кафе, поговорили о делах, да заметив, что погода портится, решили расходиться. Каждый должен был заняться своей частью работы. Олегу нужно было в банк, в то время как Вова собирался встретиться с кладовщиками. Банк находился близко к центру, как и всё в этом небольшом городке.
«Ещё одна прелесть этого места: можно дойти пешком куда угодно, – рассуждал Олег, дыша полной грудью. – Не нужна ни тачка, ни метро. Зачем только трамваи пустили? Не ясно».
На карте в смартфоне Олег увидел, что банк находится на той же улице, что и загадочная заброшенная тюрьма, но в противоположную сторону. Но отчего-то он пошёл к тем зловещим лабиринтам, сокрытым за невинным белым фасадом. Ноги будто сами понесли его туда.
Больно хотелось взглянуть. Взглянуть поближе.
Рассказ Лёни воспалил интерес, поднял настроение. Олегу хотелось пощекотать нервы, хотелось впечатлений. Хотелось древнего провинциального несуразного колорита. Он жаждал до возращения в столицу взять с собой частичку этого колорита. Набрать побольше воздуха перед возвратом в мегаполис.
«А как говорил он! – вспоминал Олег, прокручивая в голове рассказ Лёни. – Архаично, страстно, красиво местами и поэтично даже! Тот недалёкий человек, что минуту назад фальшиво пел санудтрек к «Городку»… В который раз замечаю, что страсть может компенсировать красноречие, сделать хорошим рассказчиком даже того, кто сам по себе лыка не вяжет».
С такими мыслями Олег неспешно прошёл по площади, которую обрамляли тополя и липы. Бетонный Ильич так и стоял на тёмном пьедестале. Стоял спиной к дому советов, где некогда заседали вперемежку те, кто видели в нём вождя и те, кто видели в нём прикрытие. У дома советов красовались голубые ели, подчёркивая статус места.
Олег пересёк площадь и пошёл дальше по улице. Машин вокруг было мало, ни о каких пробках речи и не шло, хотя он шёл по самому центру города. Улица напоминала скорее аллею – настолько широкой была пешеходная её часть. По бокам виднелись вывески магазинчиков и забегаловок, расположенных на первых этажах домов. Большую часть вывесок загораживала зелёная листва. Мимо проходили прохожие, уткнувшиеся в экранчики смартфонов. Они выглядели как прохожие в любом другом городе. Единственное, что Олегу бросалось в глаза, так это отсутствие совсем уж вычурно наряженных фриков. Это было ещё одно отличие провинциального городка от мегаполиса: за синюю или розовую башку, или кольцо в носу здесь всё ещё можно было получить по шее.
Когда он прошёл старушек, стоящих на остановке, ему открылся вид на белые стены и шпиль. Тогда он понял, что Темницы ещё далёко. Он всё ещё не мог различить навершие шпиля.
«Странно, даже не хочется слушать музыку», – отметил Олег.
Городок настолько очаровывал его своей архаичностью, что ему не хотелось слушать ничего. Он ощутил нечто, чего не ощущал раньше. В этом потерянном во времени городке он ощутил своё присутствие в текущем моменте. Ему не хотелось вливаться в какофонию, что ткали плейлисты в смартфоне, полные песен и жанров, голосов и звуков разных эпох. Желанной была тишина.