Темное безумие
Шрифт:
Еще в университете мы обнаружили, что у Сэди социопатические наклонности, возникшие в результате похищения, произошедшего, когда она была подростком. Ее пытали несколько дней, а затем она стала свидетельницей того, как ее похитителя убили во время ее спасения. Она смогла использовать свой опыт, чтобы построить головокружительную карьеру криминалиста в сфере поведенческого анализа.
Только самые близкие люди знают, что ее отработанные манеры — это спектакль с целью вписаться в общество. Вот почему я попросила ее помочь мне справиться
— Ты действительно хорошо разбираешься в эмоциях, — говорю я, улыбаясь. — Но со мной тебе не нужно притворяться. Ты же знаешь.
Ее лицо расслабляется.
— Теперь я делаю это так часто, что не осознаю. Это рефлекс. Как будто я настоящий человек или что-то типа того, — усмехается Сэди.
Я почти тянусь к ней, но вместо этого решаю вытащить шнурок из кармана. Сэди — одна из немногих, кому я доверяю достаточно, чтобы ослабить бдительность.
— Ты такая же настоящая, как и все остальные.
Выражение ее лица меняется, становится более серьезным, когда она улавливает смену темы.
— Твой последний пациент, — начинает она, — расскажи мне о нем.
Я приподнимаю бровь.
— Вот это поворот. — Она пожимает плечами, не извиняясь. — Ну, раз уж я не могу обсуждать наши сессии… что ты хочешь знать? — Я затягиваю нитку вокруг пальца.
— Как ты справляешься, и почему после стольких лет вдруг задумалась об операции.
— Причина и следствие. — Разматываю нитку. — Это так просто, не правда ли?
— Просто.
Я убираю нитку в карман и складываю руки вместе, скрывая шрам на ладони, который начал пульсировать.
— У меня контрперенос3, — признаю я.
Сэди не реагирует. Контрперенос — нормальное явление в нашей сфере.
— Значит, это настоящая причина, по которой я здесь.
— Я подумываю об операции… еще мне нужно решить, следует ли мне прервать работу с этим конкретным пациентом.
Сэди выпрямляется, и я впервые замечаю, что она надела блузку с V — образным вырезом, который позволяет мне увидеть шрам вдоль ее ключицы. Шрам, который она скрывала с того дня, как мы встретились.
— Ты испытываешь раздражение во время сеансов?
Я качаю головой.
— Нет.
— Тебя отвлекает боль в спине? Может ли боль быть внешним проявлением эмоций, проецируемых на пациента? Ты чувствуешь волнение? Тревогу?
Я снова качаю головой.
— Хотела бы я, чтобы все было так просто. Я уже сталкивалась с этим раньше. — Я делаю паузу, мысленно упорядочивая слова, прежде чем их озвучить. — Он меня привлекает. — Но это еще не все…
В зеленых глазах Сэди нет осуждения.
— Это чисто физическое влечение?
Я облизываю губы.
— Физическое… и частично эмоциональное. Грейсон умен. И знает
— И ты этого хочешь.
— Конечно. — Я вспоминаю наш последний сеанс. — Он манипулятор. И я знаю, они могут быть опасными, но, клянусь, во время нашей последней сессии произошел прорыв. Мне просто нужно проработать свои эмоции, потому что я боюсь, что без меня его приговорят к смертной казни.
Сэди откидывается назад. Она сидит в моем кресле. Сегодня пациент — я.
— Ты сказала, что боишься. Страх — сильная эмоция. Чего еще ты боишься?
Я быстро качаю головой, сдерживая издевательский смех. Я знаю эту тактику, я знаю, что она делает, и все же мне от этого не легче.
— Хочешь знать, есть ли какая-либо связь между мыслями об операции и тем, что мой пациент находится в камере смертников?
Она дергает головой, пожав плечами.
— А она есть?
Я прикусываю нижнюю губу.
— Я так не думаю. Причины, по которым я отложила операцию, не имеют ничего общего с тем, как я реагирую на своего пациента.
— Лондон, мы никогда не рассматривали вопрос о твоей вине выжившего, — говорит она. — Ты предпринимаешь какие-то шаги, чтобы бороться с этим?
— Ну, я же подумываю об операции, не так ли? — Я смотрю на аквариум. — Прости. Я сегодня не в лучшем настроении.
— Нет, ты права. Это важный шаг к тому, чтобы, наконец, осознать, что ты не несешь ответственность за смерть отца.
Ее слова резкие и быстрые, словно пощечина. Моя рефлексивная реакция столь же резка.
— Я никогда не говорила, что виню себя…
— После аварии ты отказалась от операции, которая избавила бы тебя от болей в позвоночнике, — настаивает она. — Ты каждый день живешь с болью, потому что той ночью ты была за рулем машины. Не нужно быть психологом, чтобы понять, что ты заставляешь себя страдать из-за чувства вины, Лондон. И теперь, когда твоего пациента, вот-вот приговорят к смертной казни, в то время как ты думаешь, что можешь ему помочь, ты снова страдаешь от вины. Ты проецируешь свой стыд на пациента, который — если ты его не спасешь — умрет, и ты будешь в этом виновата. Ты хочешь рискнуть карьерой из-за того, что отказываешься бороться с виной? Ты когда-нибудь спрашивала себя, почему чувствуешь такую потребность заступаться за убийц?
Жестокая честность. Именно поэтому я допустила Сэди до своих мыслей. Я вытираю пот со лба. А когда смотрю на руку, то под слоем макияжа вижу вытатуированный ключ. Мои виски стучат синхронно с участившимся сердцебиением.
— Мне нужен перерыв. — Я встаю и иду к мини-холодильнику, чтобы взять бутылку воды. Я делаю большой глоток, прежде чем передаю бутылку Сэди.
Она принимает ее и ставит на пол.
— Слишком сильно для второй сессии?
Я фыркаю от смеха. Затем, посерьезнев, смотрю ей в глаза.