Темное безумие
Шрифт:
Однако я должна знать, способен ли этот человек измениться. Я снова смотрю на Роджера.
— Ты можешь отпустить его? — Я не спрашиваю, отпустит ли он его. Я спрашиваю, сможет ли. Для такого мерзкого человечишки, как он, эти фразы не взаимозаменяемы.
Его рот дергается, когда он пытается сформулировать слова. Микровыражение лица о многом говорит. Я плохо вижу, тем более в темноте, но все же он не может скрыть истинные чувства.
— Да, — кричит он. — Хорошо? Я отпущу его. Освободи меня, и я отведу
Лжец.
— А что насчет остальных? — Настаиваю я. — Что насчет детей, которым ты причинишь боль в будущем? Как мы можем верить, что ты исправился и никогда больше не навредишь и не убьешь другого ребенка?
Его смех разносится по поляне.
— Ты серьезно? — Он смотрит на меня. — Ты гребаный психотерапевт. Ты знаешь, как работает моя болезнь. — Он глубоко вздыхает. — Я попробую, хорошо? Я обращусь за помощью. Я буду ходить на собрания. Я надену на член чертов пояс верности! — Он еще сильнее борется с упряжью, сковывающей его. — А теперь вытащи меня отсюда, гребаная ты пизда.
Да, помимо парафилии, у Роджера было множество других расстройств. Среди которых женоненавистничество и мизогиния. И в будущем он не изменится. Если мы его отпустим, то он, возможно, проведет какое-то время в тюрьме. Но, в конце концов, его отпустят. Освободившись, он снова начнет охотиться на невинных.
Когда дело касается хищников, охотящихся на детей, наша система правосудия терпит неудачу. В случаях, когда дело касается именно тех жизней, которые нуждаются в максимальной защите и убежище. Грейсон стал жертвой такого же монстра, как Роджер, и мы с сестрой тоже. И никого из нас уже не излечить.
— Чего ты ждешь? — Кричит Роджер. — Сделай это!
«Один его освободит. Второй — убьет».
Я дергаю ржавый ключ.
Крик Роджера разносится по лабиринту, прежде чем он ногами вперёд ныряет в резервуар с кислотой.
Он опускается на дно контейнера. Вода пузырится и пенится, сначала розовая, а затем темно-красная. Плоть раскачивается в стороны и ударяется о стенки, а затем всплывает на поверхность. Я не отворачиваюсь — не могу. Я наблюдаю за разворачивающейся картиной ужасной смерти.
Проходят минуты, а может, и секунды. Жидкость превращается в пастообразную субстанцию, слишком густую, чтобы можно было разглядеть Роджера.
В голове — вакуум. Все мысли испарились в ночи. Есть только я. Чистейшее чувство принятия сливается с естественным порядком. Мое существование в равновесии.
Затем я чувствую, как мою талию обнимают руки.
Грейсон прижимает меня к груди. Я откидываю голову назад, чувствуя, как его сердце бьется в такт с моим. Его твердое тело прижимается ко мне, и он произносит:
— Наше первое убийство.
Глава 29
ОСВОБОЖДЕНИЕ
ГРЕЙСОН
Ночной
Наше первое убийство.
Меня тянет к ее теплу, как мотылька к пламени, словно ее тело может отогнать демонов нашего прошлого. Она мой храм, и я хочу преклонить колени у ее ног и восхвалять ее.
— Я горю, — говорит она. Адреналин все еще циркулирует в ее крови, ее плоть горит под моими руками. У меня напрягаются мышцы от того, как сильно мне хочется прижать ее тело к себе.
Ей не нужно объяснять. Я понимаю, что она чувствует. Я дрожу от возбуждения из-за нашего убийства — я не могу перестать прикасаться к ней. Всё между нами переливается эротическим соблазнением.
— Ты восхитительна, — шепчу я ей на ухо. — Такая живая. — Я нахожу застежку платья и расстегиваю молнию на спине. Пальцы скользят по ее коже, все мое существо пылает, отчаянно желая прикоснуться к ней.
— Может я и прошла твой тест, но провалила свой. — Ее тело окаменевает.
Мальчик. Я не могу сдержать улыбку, которая появляется на моем лице. Мы так близки к тому, чтобы стать единым целым.
— Если бы ты знала, что мальчик в безопасности, чтобы это изменило? Ты бы приняла другое решение?
Она поворачивается в моих руках, чтобы посмотреть мне в глаза.
— Как?
Я заправляю прядь волос ей за ухо.
— Доверие, Лондон. Это следующий шаг. Ты должна мне доверять. Ты думаешь, я бы хотел, чтобы ты страдала из-за смерти невинного ребенка?
Она моргает, глядя на меня.
— Он все время был в безопасности.
Я прижимаюсь губами к ее лбу, не в силах сдержать себя.
— Мы не монстры, — говорю я, скользя руками по спине и талии, сжимая атласное платье. — Но мы и не святые. Мы хищники, и нас нужно кормить.
Она тоже прикасается ко мне — ее руки прослеживают татуировки и шрамы на предплечьях, ладони гладят грудь, пальцы зарываются в волосы и поглаживают затылок. Каждое изучающее меня движение вызывает волну возбуждения.
Нас больше ничего не сдерживает. Мы свободны.
— Это бы ничего не изменило, — признает она. — А теперь я никогда не смогу насытиться. Как мы сможем остановиться? Можно бесконечно пытаться заполнить пустоту внутри нас. Нам всегда будет нужно все больше и больше, пока эта потребность нас не поглотит.
Я глажу ее щеку и смотрю в темные глаза. Золотые крапинки сияют, отражая блеск ключей.
— Нам никогда не придется останавливаться. Никогда. Мне больше не нужно нести этот крест, как и тебе больше не нужно жить во лжи. Между нами нет стыда. Что до сводящего с ума желания… — Я стягиваю платье, позволяя ему упасть на землю. — Мы найдем способ удовлетворить его.