Темное дело
Шрифт:
— Смотрите-ка, вот где свалился наш бригадир, — воскликнул жандарм, указывая на то место, где дорога выходит на лужайку.
— Скажи капитану, чтобы заехал за мной сюда, к Мишю; мы вместе поедем в Труа.
Корантен слез с лошади и несколько минут изучал местность. Он осмотрел два вяза, росшие друг против друга, один у самой ограды парка, другой на лужайке, которую пересекает проселок; потом он увидел то, чего никто не заметил, а именно: форменную пуговицу, лежавшую в дорожной пыли; он подобрал ее. Войдя во флигель, он застал Виолета и Мишю сидящими за столом на кухне; они все еще препирались.
— Благодарю вас; я хотел бы повидать вахмистра, — ответил молодой человек, который понял с первого взгляда, что Виолет пьян уже полсуток.
— Вахмистр наверху, при нем моя жена, — сказал Мишю.
— Ну, вахмистр, как вы себя чувствуете? — осведомился Корантен, взбежав по лестнице и увидев жандарма, лежавшего с обвязанной головой на кровати г-жи Мишю.
Его шапка, сабля и снаряжение были сложены на стуле. Марта, послушная женской доброте и к тому же не знавшая о проделке сына, вместе с матерью ухаживала за больным.
— Мы ждем доктора из Арси, господина Варле, — сказала г-жа Мишю. — За ним поехал Гоше.
— Оставьте нас на минутку, — сказал Корантен, который был изумлен этой картиной, говорившей о полной непричастности обеих женщин к происшествию.
— Куда вас ударило? — спросил он, разглядывая мундир бригадира.
— В грудь, — ответил тот.
— Посмотрим-ка ваши ремни, — сказал Корантен.
Недавний закон, предусматривавший малейшие детали мундиров так называемой национальной жандармерии, присвоил ей желтый пояс с белой полоской по краям и бляху, довольно похожую на бляху теперешних полевых сторожей, со странной подписью: Уважение к личности и к собственности! Бригадир налетел на протянутую через дорогу веревку, и на ремне, конечно, остался отчетливый след. Корантен взял мундир и осмотрел то место, где недоставало пуговицы, найденной им на дороге.
— В котором часу вас подобрали? — спросил Корантен.
— Да на рассвете.
— Вас сейчас же перенесли сюда? — продолжал Корантен, заметив, что постель не открыта.
— Да.
— А кто вас переносил?
— Женщины и парнишка Мишю; он меня и нашел, я был без памяти.
«Так, значит, они не ложились, — подумал Корантен. — Бригадира не подстрелили и не ударили палкой, — ведь чтобы ударить, противник должен был бы находиться на одном уровне с ним, то есть тоже верхом; следовательно, бригадира можно было свалить только при помощи какого-нибудь препятствия, поставленного на его пути. Бревном? Это исключено. Железной цепью? Она оставила бы ссадины».
— А что вы почувствовали? — спросил он у бригадира, разглядывая его.
— Меня опрокинуло с такой силой...
— У вас ссадина на подбородке.
— Мне кажется, — ответил бригадир, — что лицо мне ободрало веревкой...
— Теперь понимаю! — промолвил Корантен. — Кто-то протянул между деревьями веревку, чтобы преградить вам путь...
— Пожалуй, что и так, — согласился бригадир.
Корантен спустился вниз и вошел в столовую.
— Ну, старый плут, давай же по рукам, — говорил Мишю, обращаясь к Виолету и глядя на сыщика. — За все — сто двадцать тысяч франков, и вы хозяин моих владений. А я стану жить на ренту.
— Клянусь Христом-богом, у меня всего-навсего шестьдесят
— Но ведь я на остальную сумму предлагаю вам отсрочку. Что же это мы со вчерашнего дня никак не можем сторговаться... Земля-то — первый сорт.
— Земля хорошая, — согласился Виолет.
— Марта! Подай-ка вина! — крикнул Мишю.
— Не довольно ли? — воскликнула мать Марты. — Это уж четырнадцатая бутылка!
— Вы здесь с девяти часов утра? — спросил Корантен у Виолета.
— Что вы, помилуйте. Я тут сижу как вкопанный с вечера и ничего не выторговал: чем больше он меня поит, тем больше запрашивает.
— При торге так и ведется: кто поднимает стакан, тот поднимает и цену, — заметил Корантен.
Дюжина пустых бутылок, выстроенных на конце стола, подтверждала слова старухи. Тем временем жандарм поманил Корантена, стоявшего за дверью, и, когда тот вышел, сказал ему на ухо:
— В конюшне лошади нет.
— Вы послали сынишку в город верхом, значит, он скоро должен вернуться, — сказал Корантен, возвращаясь в комнату.
— Нет, сударь, он пошел пешком, — ответила Марта.
— А куда же вы девали лошадь?
— Я ее одолжил, — сухо ответил Мишю.
— Ну-ка, подите сюда, благодетель, — сказал Корантен управляющему, — мне надо шепнуть вам кое-что на ушко.
Корантен и Мишю вышли.
— Карабин, который вы заряжали вчера в четыре часа дня, предназначался для того, чтобы убить государственного советника: нотариус Гревен видел вас. Но привлечь вас за это нельзя: намерения ясны, а свидетелей нет. Вы каким-то образом — не знаю точно каким — одурманили Виолета; вы сами, ваша жена и сын провели ночь вне дома, чтобы предупредить мадмуазель де Сен-Синь о нашем появлении и спасти ее братьев, которых вы же привели сюда — еще не знаю точно, куда именно. Ваш сын либо жена, надо сказать, довольно ловко свалили вахмистра с лошади. Словом, мы оказались биты. Вы парень не промах. Но разговор еще не кончен, мы на этом не успокоимся. Хотите идти на мировую? Ваши хозяева от этого только выиграют.
— Пройдемте вон туда; там нас не услышат, — сказал Мишю и повел сыщика в глубь парка, к пруду.
Когда Корантен увидел воду, он вызывающе посмотрел на Мишю; последний, вероятно, рассчитывал, что у него хватит силы сбросить этого человека в пруд, где под тремя футами воды было еще футов семь ила. Так в Бразилии дряблое, хладнокровное боа могло бы бросить вызов хищному рыжему ягуару.
— Мне пить неохота, — заметил франт, останавливаясь на краю луга и запуская руку в боковой карман, чтобы взяться за кинжальчик.
— Нам не понять друг друга, — холодно отозвался Мишю.
— Будьте паинькой, дорогой мой; правосудие будет следить за каждым вашим шагом.
— Если оно разбирается в делах не лучше вас, то это опасно не для одного меня, а для всех, — ответил управляющий.
— Итак, вы отказываетесь? — многозначительно спросил Корантен.
— Пусть лучше мне сто раз отрубят голову, если только можно отрубить ее человеку сто раз, чем быть заодно с таким негодяем, как ты.
Корантен смерил взглядом Мишю, его домик и лаявшего Куро и поспешил сесть в кабриолет. Проездом он отдал в Труа кое-какие распоряжения и вернулся в Париж. Всем жандармским отрядам были даны секретные приказы и инструкции.