Темное, кривое зеркало. Том 1: Другая половина моей души
Шрифт:
И теперь, мисс Александер, у меня к вам остался всего лишь один вопрос. Мне известно, что вы сделали. Мне известно, каким образом вы это сделали. Мне кажется, что я знаю почему, но я просто желаю услышать это из ваших собственных уст.
Почему?
— Где… Маркус?
Уэллс сцепил пальцы рук и посмотрел поверх них на Литу. Она выглядела просто жалко, и он бы предпочёл вообще не допрашивать её. По правде говоря, он был уверен, что необходимую ему информацию можно добыть у этого самого Маркуса, о котором спрашивает она, но… Маркус был вне пределов его досягаемости. Им интересовался кое-кто другой, и поэтому Уэллсу ничего не оставалось, кроме как иметь дело с Литой.
Надо
Всегда существовали другие способы разрешения проблем помимо голого насилия.
— Знаете, я раньше учился на психолога, — небрежно начал он. — Я научился вызнавать истинные причины людских поступков. Над человеком довлеет его прошлое, его настоящее, его детство, его желания, мечты, вожделения. Но потом началась война, и я почувствовал в себе иное призвание. Я обладаю определёнными способностями, которые настолько же уникальны и ценны, как и ваши, и я поставил их на службу людям.
Я полагаю, что мне известно, по какой причине вы помогли ей бежать. Причина эта в том, что у вас отсутствует чёткое осознание своей собственной индивидуальности. По всей видимости, я был непозволительно беспечен, позволив вам сформировать с Сатаи Деленн во время её допроса некую связь особого рода. Вы попались на её крючок. Вы… вы с радостью приняли то, что пришло к вам, и вам даже стало казаться, что это было необходимо.
Я могу понять, что привлекало вас. Вы нашли в ней нечто необычное, странное, чуждое, удивительное, прекрасное… Да, в определённом смысле минбарцев можно счесть прекрасными. Но, как я уже сказал вам, я психолог. Я вижу не только внешнюю оболочку явлений, я привык глядеть вглубь. И то, что я вижу под внешней оболочкой минбарской расы, — это гордость, высокомерие и ослепление собственным превосходством. Да, они могущественны, но они сами не знают, что им делать с этим могуществом. Они тратят его, расходуют попусту… Им доставляет удовольствие бездействие, покой и безмятежная уверенность в собственном благополучии, а если кто-нибудь посмеет, как мы, бросить им вызов, они отвечают со страшной, несоизмеримой силой.
Вот истинное лицо расы, которую вы обожествляете, Мисс Александер! Вот кому вы помогли! Разве можете вы забыть о том, что они сделали с Землёй? И не пытайтесь заявить мне, что вы не потеряли в этой войне кого-нибудь, любимого вами, потому что это ложь, и мы оба хорошо знаем об этом.
Сами по себе вы не представляете никакой ценности. Единственное, что делало вас полезной, — это ваш дар, и им вы злоупотребили.
Но есть возможность, что и вы ещё сможете послужить во благо людей. Тех самых людей, которых вы раньше, конечно же, не замечали со своей высокой колокольни, — их вам мешали разглядеть ваши перчатки, ваш значок и ваша гордость… Люди обеспокоены, обозлены и напуганы. Им нужен кто-то, на ком можно было бы выместить свой страх. Если угодно, жертва, чтобы задобрить богов перед приходом минбарцев.
Этой жертвой должна была стать Сатаи Деленн, но, благодаря вам, она избежала этой участи, так что нам нужна замена. Правительство Сопротивления решило, что лучше всего подойдёте вы.
Мы больше не встретимся, мисс Александер. Располагайтесь поудобнее, и приятных вам сновидений.
Уэллс поднялся из кресла и пошёл к двери. В один из моментов, он снова чуть было не утратил самоконтроль, но успел вовремя осадить себя. Он задыхался, и желал как можно быстрее убраться отсюда. Ему нужно было отдохнуть, привести в порядок свои мысли и чувства.
— Я… я… — вдруг сбивчиво заговорила Лита.
Уэллс повернулся и прислушался к ней.
— Я поступила правильно… Я знаю… Я поступила… правильно.
— Значит, вы не знаете ничего. Всего хорошего, мисс Александер.
Уэллс вышел, затворив за собой дверь.
— А-а, леди Эльризия. Как всегда, рад встрече с вами.
Лондо обозначил кивком приветственный поклон, — не доходя нескольких сантиметров до уровня, который можно было бы счесть отвечающим требованиям вежливости. Может быть, леди Эльризия и обладала неслабым влиянием, — она ведь взяла на себя роль управляющей всеми поместьями лорда Рифы в период его, как смел надеяться Лондо, очень продолжительного отсутствия, — но это ещё не значило, что Лондо был обязан проявлять к ней уважение.
В обществе, где брак по любви считался поступком вызывающим, глупым и опасным, семейное счастье было исключением, — оно приходило, только если молодожёнам крупно везло. Лондо являлся ярким примером обратного. Тимов ненавидела его, Даггер без зазрения совести пользовалась его положением в своих собственных корыстных целях, а Мэриел… нет, о ней лучше не говорить ничего, чтобы не перейти рамки приличий. И, тем не менее, у Лондо был единственный повод для радости. Это был Рифа, а не он, кому «посчастливилось» взять в жёны прекрасную леди Эльризию.
Да, Лондо признавал, что, если оценивать её с точки зрения внешности, она была прекрасна. Даже если её красота была того сорта, что живёт в баночках и отнимает несколько часов поутру, чтобы снизойти на свою владелицу. И ещё Эльризия была проницательна, умна и обладала очень высокими запросами. Хорошие качества для мужчины и очень, очень плохие — для женщины. Тем более, для такой, чьим истинным предназначением было продолжать знатный род и постоянно выглядеть ягодкой, а в случае необходимости — стать связующим звеном между двумя династиями. Ум для этого не требовался совершенно.
Эльризия честно сыграла свою основную роль — у неё и Рифы был сын. Он постоянно блистал на военных парадах, полагая, вне всякого сомнения, что способен наповал сразить нарнов своей элегантностью. Эльризия символизировала крепкий союз между двумя знатными домами, так что в этом отношении она была безупречна. И она постоянно вращалась в светских кругах, блистая своей красотой. Это было бы более чем достаточно для любой женщины, но нет! Ей хотелось большего.
— О, министр Моллари, — сказала она. — Мы не ждали, что вы явитесь во дворец этим утром. Что заставило вас сорваться, и умчаться в такую даль из вашего поместья?
— Э… некоторые дела особого рода. Ничего существенного.
— Это связано с убийством леди Мореллы? Ужасно. Просто ужасно. Я слышала, что убийца уже находится в тюрьме?
— В тюрьме находится подозреваемый, госпожа. Его вина ещё не доказана.
— О, правда? Ну что ж, у нас есть надёжные способы доказательства вины, не правда ли, дорогой? — она улыбнулась своему компаньону.
Лондо приходилось несколько раз встречаться с Картажьей. Племянник старого императора Турхана, Картажья был отпрыском царственной линии, и, таким образом, требовал повышенного внимания к своей особе. Впрочем, следовало сказать, что царственная линия мало выигрывала от его присутствия в своих рядах. У Лондо мелькнула шальная мысль, — неужели он всё ещё такой же слюнявый, каким был в детстве?