Тёмное пламя
Шрифт:
— Не думай о них, дед, не расстраивайся!
— Предлагаешь расстраиваться о тебе?! — гневное лицо статуи обращается к опечаленной его печалью Вороне. — Кто тебя просил экспериментировать с Цветком?! Ты хоть представляешь, чего добудился? — от вида дрогнувших ушек потомка предок опять необъяснимо смягчается. Договаривает спокойнее: — Это, конечно, хороший способ расширить свой потенциал, я вижу, что тебе удалось… Но хороший только для самоубийцы! Мальчишка!
Памятник переводит дух, мой Дей, возможно, это не только и не столько камень!
— И друга себе подобрал в масть! Что один
— Проклят?.. — Бранн теперь вглядывается в тебя и делает это, надо сказать, не хуже деда. — Проклят! Просто Дей! Почему ты не сказал раньше? — Ворона даже в подвешенном состоянии, дрыгая ногой, умудряется выглядеть обеспокоенным.
Ох, мой Дей, смири рык, не стоит срываться на Бранне, во-первых, он волнуется за тебя, а во-вторых, на тебя очень внимательно смотрит его неуравновешенный предок!
— Проклят-проклят, родом проклят и любовью, кольцом проклят, землей и небом — проклят, обласкан лишь солнцем и сердцем, хотя этого может и хватить, да, этого может и хватить! — непочтительный памятник бормочет что-то странное. — Проклятые мальчишки! Ну вот как вам помочь, если любое движение пошатнет равновесие или вас самих?
Бранн, не обращая на деда особого внимания, ёрзает и выкручивается из хватки каменных рук, мягко падает и тут же подступается к тебе, мой Дей.
— Почему не сказал? Почему?! — в зеленых глазах просто туча обеспокоенных фей, мой волк, и все они беспокоятся о тебе!
— А ты почему не сказал? Про братьев? Про опасность? Про возможность убийства?! — ох, ну не взвивайся, мой Дей. — Думаешь, это неважно?!
— Я думал, что это важно, но не думал, что важно для тебя! — Ворона, наоборот, говорит глуше, когда сердится. — Какое тебе дело до неблагого, встреченного на болоте?
Осторожно, мой Дей, хоть переведи дух или оглянись вокруг! За вами страшно внимательно наблюдает живой памятник и в его внимании есть большая опасность, я не объясню, какая, но есть! Ну конечно!
Зачем меня слушать! Лучше ухвати Бранна за плечи! И потряси, да! Злая магическая статуя это же: «Пфе»! Вовсе не аргумент для тебя, мой волк! О да, сияй глазами и выпускай клыки в свое удовольствие!
— Какое мне дело?! А какое тебе дело до благого, встреченного на болоте?
Ворона нахохливается недовольно и вжимает голову в плечи, но смотрит так же упрямо. Опускает взгляд на серую замшу, обтягивающую твои пальцы, потом опять смотрит в глаза. Бранну нужно, очень нужно увидеть, как тебе — потрогать.
Ярость и недовольство стекают с лица моего волка, он стаскивает перчатку — зубами, разумеется! — шевелит кистью, показывая кольцо, и сразу натягивает обратно. Договаривает, по-мальчишески удивленный каверзой судьбы, мой Дей все-таки очень молод:
— Не понимаю, как любовь может стать проклятьем!
Памятник опять шевелится, но, видимо, передумывает что-то говорить, предоставляя вам разобраться самим.
— Да все может! — иногда мне кажется, что феи в глазах Вороны живые, сейчас они вьются ужасно обеспокоенно. — Проклятью нужен повод, а не наполнение! Но как я не заметил? Ну почему, почему ты мне не сказал?
— Да о чем тут говорить?! — нервный лающий смех, мой Дей, не лучший показатель хладнокровия и устойчивости.
— О, проклятье… — Бранн сначала произносит это, а потом понимает, до чего неуместно звучит фраза именно сейчас, поэтому несмело приподнимает уголки длинных губ, тоже порываясь засмеяться.
Памятник напоминает о себе заметнее, кажется, он сделал для себя какие-то выводы:
— Да, проклятье, маленький знак: уголь, золото и звездная ночь, но — знак удачи, как и трилистник! Тебе повезет, волчонок, если ты готов будешь пойти на риск, — голос памятника делается глуше, задумчивее. — Или расстанешься с чем-то жизненно важным тебе в пользу другого, бескорыстно и волшебно. Это послужит противовесом…
Дей вскидывается, чтобы задать вопрос, но памятник продолжает:
— Мальчишка, ты думаешь, что сражаешься за любовь? Но на кону многое, очень многое! А ты, Бранн, береги свои треклятые уши, поменьше их развешивай! А больше ушей — береги друга, по одному вам не выбраться, каждый может погибнуть не раз и не два, бойся темноты. И оба остерегайтесь воды! Ах, мальчишки! Проклятые и проклятые мальчишки! — большая голова немного скрипит, когда памятник качает ей удрученно.
Переглядки с Бранном, мой Дей, тоже бесполезны, кажется, даже родство не помогло ему понять загадочное бормотание деда. Он пожимает плечами, а потом осторожно, немного неловко двигает ими ещё раз в немой просьбе отпустить. Отходит к памятнику:
— Дед?.. Нам надо дальше, но покажи ещё напоследок их? — Ворона не уточняет, кого именно, видимо, это обычная просьба.
— Всё-таки вспомнил, что это парк воспоминаний? — памятник ворчит и хмурится. — Опять их? Столько лет прошло, что ты как маленький? Может, не надо? — но осекается, наткнувшись на умоляющее выражение лица Бранна. Вздыхает: — Ну хорошо, хорошо.
В зыбком мареве возле фонтана, сотканные на фоне брызг, под сопровождение усилившегося шелеста зеркал и звона хрусталя, начинают проявляться, повинуясь указующему жесту памятника, две фигуры. Бранн весь подается вперед, подходит к ним ближе на два шага. Соткавшийся из брызг силуэт высокого мужчины взмахивает руками, вещая о чем-то важном, постепенно проступает и его лицо: окладистая черная борода аккуратно подстрижена, яркие синие глаза смотрят решительно и высокомерно. Сидящая на бортике фонтана женщина беременна, она поглаживает живот и смотрит на супруга теплыми голубыми глазами, длинные губы такой же формы, как у нашего неблагого, только смотрящиеся гармоничнее, изгибаются в очаровательной улыбке.
Думаю, ты прав, мой Дей, это родители Бранна.
В пространство возле фонтана влетает другой высокий силуэт, изящный и золотоволосый, как мать, но памятник недовольно ворчит и меняет картину, полагаю, любого из Джоков он ненавидит даже в виде воспоминания.
Теперь у фонтана гуляют гораздо более молодые родители, явно не отягощенные грузом ответственности за детей: они идут под руку, озорные синие искры то вспыхивают, то гаснут в их глазах, ярких, но страшно непохожих на глаза нашей Вороны. Сам Бранн, кажется, вовсе и не дышит.