Темное сердце Лондона
Шрифт:
— Да, знаю, уже поздно, но я не хотела, чтобы кто-нибудь заметил, как я сюда вхожу.
— Понимаю.
Она фыркнула.
— У вас на двери дыра от пули, мистер Тейлор.
— Моль проела, — пояснил я.
Уголки её губ поползли вниз, я уж подумал — она сейчас встанет и уйдёт. Так я действую на людей. Но она взяла себя в руки и сурово посмотрела на меня.
— Я — Джоанна Барретт.
Я озадаченно кивнул:
— Вы произнесли своё имя так, будто оно должно для меня что-то значить.
— Для любого другого оно значит очень многое, — довольно язвительно заметила женщина. — Вижу, вы не читаете деловых газет. Так?
Она шевельнулась на стуле, прижав к груди объёмистую сумку из белой кожи, словно хотела заслониться ею, как щитом. Ей вовсе не хотелось сидеть здесь и разговаривать с таким типом, как я. Наверняка для подобных поручений у неё имеются специальные люди, но теперь случилось нечто настолько личное, что она не может довериться никому. Я позарез ей нужен, не сомневаюсь. Чёрт, кажется, я уже начинаю считать деньги.
— Мне нужен частный сыщик, — бросила она. — Мне вас… порекомендовали.
Я понимающе кивнул:
— Значит, вы уже обращались в полицию, во все большие сыскные агентства, но никто не сумел вам помочь. Стало быть, у вас необычная проблема.
Она пояснила:
— Они меня подвели. Все до единого. Взяли деньги и ничего, кроме извинений, взамен не предложили. Паразиты. Тогда я обратилась во все места, где у меня были связи, потянула за все ниточки. И вот один из моих должников дал мне ваш адрес. Я так понимаю, вы разыскиваете пропавших людей.
— Я могу разыскать всё, что угодно и кого угодно. Это мой дар. Я настойчивый, непреклонный… и всё прочее в том же духе на букву «н»; я никогда не сдаюсь, пока на мой счёт поступают денежки. Но я не занимаюсь страховыми делами, не занимаюсь разводами и не расследую преступлений. Я бы не заметил улику, даже если бы споткнулся о неё. Я всего лишь разыскиваю пропажи. Не важно, хочет ли пропажа быть найденной или нет.
Джоанна Барретт устремила на меня холодный, крайне неодобрительный взгляд.
— Ненавижу, когда мне читают лекции.
Я непринуждённо улыбнулся.
— Лекции входят в стоимость услуг.
— Такие услуги мне не нужны!
— А большинство людей от них не отказываются.
Теперь она снова прикидывала — не уйти ли ей. Я совершенно спокойно наблюдал, как она борется с собой. Ясно было, что положение этой женщины просто отчаянное, иначе она не рискнула бы сюда явиться.
— Моя дочь… пропала, — наконец выдавила Джоанна Барретт. — Я хочу, чтобы вы её нашли.
Она вытащила из своей объёмистой сумки глянцевую фотографию восемь на десять и лёгким щелчком послала её через стол ко мне. Я рассмотрел снимок, не беря в руки. С фотографии, мрачно щурясь сквозь копну светлых, длинных, спутанных волос, на меня смотрела хмурая девочка-подросток. Её можно было бы назвать симпатичной, если бы не угрюмый вид. Похоже, она злилась на весь распроклятый мир и считала, что любой, кто думает иначе, просто недоумок. Иными словами, она была достойной дочерью своей мамочки.
— Её зовут Катрин, мистер Тейлор. — Голос женщины зазвучал тише и мягче. — Отзывается только на Кэти, если вообще отзывается. Ей пятнадцать, скоро будет шестнадцать, и я очень хочу её найти.
Я кивнул. Теперь мы ступили на привычную для меня почву.
— Как давно она пропала?
— Уже больше месяца.
Потом посетительница добавила:
— И это не в первый раз.
Я снова кивнул. Когда я киваю, я выгляжу более глубокомысленным.
— Случилось ли что-то такое, что могло расстроить вашу дочь?
— Мы поссорились. Ничего особенного, все как обычно. Я не знаю, почему она то и дело убегает. У неё ведь есть всё, что душе угодно. Абсолютно все.
Она снова полезла в сумку и на этот раз достала сигареты и зажигалку. Сигареты оказались французскими, зажигалка — золотой, с монограммой. Моё мнение о Джоанне Барретт возросло соответственно стоимости этих вещиц. Джоанна твёрдой рукой зажгла сигарету и принялась нервно выпускать колечки дыма, поплывшие по кабинету. В таких ситуациях лучше не курить, чтобы не выдать, как сильно ты беспокоишься.
Я пододвинул к посетительнице свою единственную пепельницу в форме женской груди и снова принялся рассматривать фотографию. Меня не слишком волновала судьба Кэти Барретт — судя по виду девчонки, та вполне могла разобраться со своими проблемами, а заодно и с теми, кто осмелится к ней приставать. Я решил, что пора задавать вопросы.
— А кто отец Катрин? Как ваша дочь к нему относится?
— Никак. Он ушёл от нас, когда ей было два года. Единственный хороший поступок этого подонка. Его адвокаты добились для него права видеть дочь, но он этим правом совсем не пользуется. Мне каждый раз приходится разыскивать его, чтобы получить с него алименты. Его деньги нам, конечно, не нужны, но тут дело принципа. Предупреждая ваш следующий вопрос, скажу, что у Кэти никогда не было проблем с наркотиками, алкоголем, деньгами и неподходящими дружками. Я позаботилась об этом. Я всегда защищала её и ни разу не подняла на неё руку. Она просто мрачная, неблагодарная маленькая дрянь.
На миг в глазах Джоанны Барретт блеснуло что-то похожее на слезы, но тут же исчезло.
Я откинулся на стуле, делая вид, что обдумываю услышанное, хотя у меня не было сомнений в её правдивости. Поиск сбежавших не представляет трудности, а сейчас у меня не было ни заказов, ни денег, зато накопилось много счётов, требующих срочной оплаты. У меня был неудачный год.
Снова подавшись вперёд, я с серьёзным, озабоченным видом упёрся локтями в стол.
— Итак, миссис Барретт, вот что мы имеем: несчастную богатую маленькую девочку, которая вообразила, будто у неё есть все. Все, кроме любви. Возможно, сейчас она клянчит мелочь в метро, ест чёрствый хлеб, спит на скамейках в парке, шляется со всяким сбродом и воображает, что переживает большое приключение, живёт настоящей жизнью с настоящими людьми. При этом она уверена, что в итоге получит полное нераздельное внимание матери. Я не стал бы слишком о ней беспокоиться. Она вернётся, как только ночи станут холодными.