Темные дороги
Шрифт:
Бетти чуть со стула не свалилась от восторга. Вышло круче, чем когда я ей рассказал, как папаша брал на охоту Мисти вместо меня и всякий раз бурчал: «В ней мужика больше, чем когда-либо будет в тебе».
Мозгоправы обожают, когда папаши ставят сыновей на место. «Вербальная кастрация», говорят. Назови хоть горшком, да в печь не сажай. Хотя в принципе они правы.
Притом Мисти внешне вовсе не походила на мальчишку. Блестящие каштановые волосы завязаны в хвост, ресницы густые и мягкие, словно перья птенчика. Но все же она была сорванец.
Кое-какие подробности про тюрьму я ей рассказывать не стал, но ничего и не приукрасил. А стоило, наверное. Очень уж лицо у нее разочарованное сделалось. Постукивает себя кончиком карандаша по лбу и повторяет:
– Так вы не обсудили ничего существенного.
И дались ей эти поля подсолнухов возле тюрьмы! Ну не знаю я, почему они меня бесили! Понятия не имею.
– Когда ты собираешься на свидание опять?
– Не знаю.
– Но ты ведь собираешься, правда? Это большой шаг с твоей стороны, Харли. Ты движешься вперед.
Я смотрел в окно. Хорошо, что кабинет Бетти с тыльной стороны здания, иначе его окна выходили бы прямиком на «Припаркуйся и закуси». На парковке тоже особо полюбоваться нечем, но по периметру растут клены. Листья новенькие, яркие. Дунет ветерок, и семена крылатками-пропеллерами завертятся в воздухе.
– Уверен, что не хочешь снять куртку? – спросила Бетти.
– Уверен.
Она вздохнула, закинула ногу на ногу и уткнулась в свои записи. Опять постучала себя карандашом по лбу, покачала в воздухе ногой.
Туфли у нее сегодня не такие, как всегда. Обычно на ней поношенные черные лодочки, того и гляди свалятся. А сегодня серебристо-зеленоватые какие-то, словно тыльная сторона листа. Ни фирменного знака на них, ни размера. Подошва чистая. Совсем не идут к ее грубому, желтовато-серому платью. И дело тут не только в цвете. Мне пришла в голову Золушка, чья одежда опять превратилась в лохмотья, за исключением одного блестящего хрустального башмачка.
Заметив, что я гляжу на ее туфли, Бетти спрятала ноги под стул, будто ей стало неловко.
– Вернемся к твоему утверждению, что мама больше беспокоится за девочек, чем за тебя. Думаешь, это правда?
– Я знаю, что это правда.
– С чего ты взял? С чего это ей волноваться за девочек, а не за тебя?
– Потому что они девочки.
– Разве это так важно?
– Родители всегда больше беспокоятся за дочерей, чем за сыновей.
– Давай не будем обобщать. Почему у мамы на первом плане девочки, а не ты?
– Есть причины.
– Какие?
– Они могут забеременеть.
Она приподняла брови.
– Конечно, не все сразу, – в смущении пробормотал я.
– Ты очень волнуешься из-за возможной беременности сестер?
– Нет.
– Ты считаешь, это беспокоит маму?
Я заерзал на диване, пытаясь придумать ответ, к которому нельзя будет прицепить следующий вопрос. И ничего не придумал.
– Нет. Это просто факт.
– Ладно. – Она кивнула. – А что еще заботит ее, если речь о девочках?
– Им легче причинить боль.
– Физическую? Или эмоциональную?
– И ту и другую.
– Так ты считаешь, чувства Эмбер легче задеть, чем твои?
Глаза у меня стали закрываться, в животе заурчало. Проклятый яичный рулет. Проклятая Мисти.
– У Эмбер нет никаких чувств, – прорычал я.
– Тогда твои слова – бессмыслица.
Бетти подождала немного, но я молчал. Она занялась своим платьем, одернула подол, прикрыв бедра. Сказать ей какой-нибудь комплимент, чтобы начала носить платья подлиннее? Никогда не говорил ничего лестного женщинам. Еще подумает, что у меня опять переживания, и побежит за следующим стаканом воды.
– Вернемся к твоим словам насчет мамы и того, что в «обнималке» она была в своей тарелке. Ты отрицал, что это тебя взволновало. Но на мой взгляд, это тебя очень даже огорчило. Почему? Разве ты не рад, что мама хорошо держится?
Мне больше не хотелось говорить про маму, но уж если Бетти прицепилась, не отвяжешься. Меняй тему, не меняй, бесполезно. А вдруг? Вот если Элвису показать булку, вымазанную в кетчупе, ведь он забудет, что не получил сосиску?
– Родители больше волнуются за дочерей, а не за сыновей, потому что сыновья не залетят, – продолжал тупо настаивать я.
– В некоторых случаях это так, – согласилась она. – Почему бы нам не перейти к этому, когда закончим разговор о…
– Это во всех случаях так, – гнул я свою линию.
– Ну не знаю.
– Во всех.
– Конечно, девушка может забеременеть, но ведь участие парня тоже необходимо. Как по-твоему, родители не волнуются за сыновей, когда те вступают в сексуальные отношения?
– Это совсем другое.
– Почему другое?
– Парень может легко выйти из игры.
– Девушка может сделать аборт.
– Это совсем другое.
– Как поступил бы ты, если бы твоя девушка забеременела?
Я пошевелил пальцами ног в ботинках. Пора переходить на кеды. Ноги преют.
– Женился бы, – брякнул я.
– Это занятно.
– Почему?
– Ты ответил так быстро и так уверенно, даже обстоятельства не уточнил. А если бы девушка не очень-то тебе нравилась?
– У меня ведь был с ней секс, так?
– Ну да. Хочешь сказать, ты займешься сексом только с девушкой, которая тебе нравится?