Темные кадры
Шрифт:
Но одни и те же вещи, увиденные с моей точки зрения и с ее, перестают быть одинаковыми.
Нужно сказать ей все это, но Люси не оставляет мне времени. Ни одного слова больше. Спор меня бы успокоил. Ругань я бы снес, но это…
Люси смотрит на меня.
И выходит.
Меня это убивает всякий раз, когда я вспоминаю. Я так и остался стоять посреди комнаты. И стоял окаменев. Она оставила дверь приоткрытой. Я дохожу до лестничной площадки, слышу щелчок лифта, который он издает, опустившись до первого этажа. Вымотанный
На коврике перед дверью подбираю бумажный шарик, разворачиваю. Это чек Люси.
Я думаю об этом непрестанно, и это разбивает мне сердце.
Грегори продолжает говорить, рассказывает новый эпизод из своей профессиональной деятельности, в котором он неизбежно оказывается героем. Матильда смотрит на него как завороженная. Он – ее гуру. Меня это из себя выводит, я киваю, говорю: «Неужели?» или «Лихо сказано!» – но не слушаю.
Прошел почти год, а Люси ни разу мне не позвонила.
Остаются ежемесячные беседы с Грегори.
Жизнь до странности сурова со мной, как мне кажется.
Тогда я отвлекаюсь, думаю о Шарле.
О Николь.
Вижу нас обоих год назад. Господи, как же это было грустно!
После смерти Шарля, когда все закончилось, мы оставались два дня вместе, Николь и я, в этой тоскливой квартире на авеню де Фландр. Мы лежали рядом, на спине, ночами напролет, просто держась за руки, как два надгробных памятника.
На третью ночь Николь сказала мне, что уходит. Сказала, что любит меня. Просто она не может, больше не может, пружина сломалась.
Таков окончательный финал моей так называемой одиссеи. И потребовалось все предшествующее, чтобы я это понял.
– Я хочу жить, Ален, а с тобой этого не получается, – сказала она мне.
Покидая меня, они с Люси заняли одну и ту же позицию. Люси, уходя, бросила на коврик скатанный в шарик чек, Николь послала одну из своих улыбок, против которых я никогда не мог устоять. Я только сказал ей:
– Николь, но ведь все кончилось, и мы богаты! Больше с нами ничего не может случиться. Ничто не помешает нам делать все, о чем ты мечтаешь!
Я был так убедителен, когда говорил!
Николь только провела рукой по моей щеке, покачивая головой, словно говоря: «Бедный».
Кстати, она так и сказала:
– Бедный мой любимый… – И ушла. Спокойно.
В этом смысле Люси очень напомнила мне свою мать.
Не знаю почему, может, как раз из-за этого, но я, хоть и мог позволить себе любое чудо роскоши, остался жить на авеню де Фландр.
Я кое-как обставил квартиру, пользуясь готовыми наборами, мебелью из «Икеи».
И в сущности, мне здесь не так уж плохо.
Николь устроилась в квартире в Иври, я так и не понял почему. Невозможно убедить ее купить хорошую квартиру, как у Матильды. Решительно невозможно даже обсуждать с ней эту тему. Нет, и всё. Даже эту квартиру
Время от времени мы вместе ужинаем. Вначале я водил ее в лучшие парижские рестораны, я вознамерился покорить ее, но быстро понял, до какой степени ей это неприятно. Она ела почти молча, мы практически ничего друг другу не говорили, она уезжала домой на метро, она даже не соглашалась на такси.
Мы нечасто видимся. Я предложил ей на выбор любые вечерние выходы – оперу, театр, я хотел подарить ей альбомы по искусству, выходные и все такое прочее, я говорил себе, что придется завоевывать ее заново, что это потребует времени и немалой сноровки и деликатности, что мы постепенно придем друг к другу, что она поймет, до какой степени жизнь теперь может превратиться в бесконечное чудо. Ничего не вышло. Она согласилась выйти со мной вечером пару раз и больше не захотела. Вначале я часто звонил ей, но однажды она сказала, что я звоню слишком часто.
– Я люблю тебя, Ален. Я всегда счастлива знать, что у тебя все хорошо. Но этой информации мне хватает. Большего мне не нужно.
Вначале время без нее тянулось ужасно медленно.
У меня был дурацкий вид в полупустой квартире и в сшитых на заказ костюмах.
Я превратился в грустного человека.
Не мрачного, но лишенного той радости жизни, на которую рассчитывал, потому что без Николь практически все лишено смысла.
Без нее все лишено смысла.
Как-то мне вспомнилась одна вещь, которую сказал Шарль (эти его сентенции…): «Если хочешь убить человека, начни с того, что дай ему все, о чем он мечтает. Обычно этого достаточно».
Шарля мне очень не хватает.
Я положил все оставшиеся деньги на именные счета дочерей. И особо этим не занимаюсь. Я знаю, что деньги там. Что это я их добыл. И мне достаточно просто знать.
Первые месяцы были особенно долгими, вот так, в одиночестве.
Несколько недель назад я снова вышел на работу. На добровольных началах.
Я старший советник в маленькой ассоциации, которая помогает молодым предпринимателям.
Я анализирую развитие их предприятий, помогаю выработать стратегию и все в таком роде.
На самом деле это сильнее меня, я не могу удержаться от работы.
Везенобр, август 2009 г.
Первым делом я подумал, естественно, о Паскалине. О ее терпении, о бесконечных перечитываниях. О ее присутствии.
А потом, конечно же, спасибо всем:
Самюэлю за его бесчисленные советы и исправления (иногда под высоким напряжением), которые были надежными и бесценными союзниками. Спасибо ему и за то, что он понял: в данном случае смысл был важнее точности… Ни одна наличествующая ошибка, разумеется, не может быть вменена ему в вину;