Темные отражения
Шрифт:
С заднего двора бежали и строились в две шеренги также вооруженные мечами и арбалетами центурионы.
Павел вышел под солнце. Со всех сторон на него были направлены вложенные в арбалеты стрелы. Держа меч поднятым вверх, он стал медленно, пятясь задом, отступать к стенам бараков. И почти так же медленно надвигались на него сомкнутые ряды центурионов.
Сделав еще один, последний шаг, Павел уперся спиной в дощатую стенку. Отступать было некуда: справа – крепостная стена, слева – стена замка, узкий лаз между бараками и стеной уже перекрыт. На какое-то мгновение все – и Павел, и окружившие его центурионы –
Он опустил руку, сжимающую меч, и нажатием пальца спрятал лезвие в эфес. Он не увидел, а скорее почувствовал, как ослабло судорожное напряжение в рядах центурионов. Медленно, очень медленно Павел сделал два шага вперед.
– Бросай меч на землю! – раздалась резкая команда.
Павел повел свободной рукой в сторону, как бы спрашивая, кто отдает приказ? И вдруг резко бросил тело в сторону, оттолкнулся обеими ногами и плашмя упал в глубокую сточную канаву, начинающуюся от бараков и уходящую под крепостную стену.
Погрузившись с головой в мутную, вонючую жижу, Павел вцепился пальцами в вязкое дно и, перебирая руками, стал двигаться по направлению к узкой дыре под стеной, забранной толстыми железными прутьями.
Центурионы, обступив канаву с обеих сторон, держали арбалеты наготове, ожидая, когда у идиота, нырнувшего на дно этой зловонной ямы, кончится воздух в легких.
Прошла минута, другая, за ними последовала третья. Центурионы в недоумении топтались по краям канавы.
– Чего он, захлебнулся, что ли?
– Утонул в дерьме. Вот тебе и арлак…
– Придется лезть за ним.
– Вот ты и полезешь!
– Сходил бы кто-нибудь за багром…
Плотная, коричневая с разводами пленка на поверхности заполняющей канаву жижи всколыхнулась, лопнула, и над ней показалась голова Павла. Вынырнул он совсем не там, где ожидали увидеть его центурионы, – почти у самой решетки. Выплюнув изо рта использованный воздух вместе с фонтаном грязи, Павел сделал глубокий вдох и снова ушел на дно ямы.
В то место, где только что была его голова, полетели стрелы. Одна из них зацепила Павлу левое плечо: сорвала пласт кожи и вырвала клок мышц. Боль в раненом плече отозвалась ярко-зеленой вспышкой в глазах. Павел дернулся всем телом и чуть было не вынырнул на поверхность, но в этот момент рука его ухватилась за толстый прут решетки, закрывающей проход под стеной.
Мечом он перерезал два прута у самого дна. Зажав эфес в зубах, ухватился за обрезанные концы и уперся согнутыми ногами в соседние, целые прутья. Медленно разгибая ноги, Павел отжимал обрезанные прутья на себя. Напряжение мышц отдавалось жгучей, пульсирующей болью в раненом плече. Решетка поддавалась с неохотой, словно не желая выпускать пленника. Мышцы вибрировали от напряжения, горячая боль в плече разлилась по всей руке и переползла на грудь. Легкие разрывались от острой необходимости сделать вдох. Павел чувствовал, что силы оставляют его: Мурдок делал свое дело. Еще пять, может быть, десять секунд, и он, захлебываясь жидкой грязью, рванется вверх, за воздухом, навстречу стрелам поджидающих его центурионов.
Павел перевернулся на спину и, извиваясь по-змеиному, вжимая тело в донную грязь, скользнул в узкую щель под отогнутыми прутьями. Упираясь пятками в дно, обрывая одежду и сдирая кожу, он все-таки пролез на противоположную сторону решетки.
Почти теряя сознание, он вынырнул на поверхность, хватая судорожно разинутым ртом воздух, обламывая ногти на пальцах, вцепился в край канавы и вытянул свое тело на землю, сделавшись тем самым недосягаемым для стрел центурионов, оставшихся по ту сторону стены.
Пять секунд на то, чтобы отдышаться, прочистить глаза, нос, рот и уши от едкой, вонючей грязи.
Две стрелы, одна за другой, вонзились рядом с ним в землю. Стоят почти вертикально – значит выпущены со стены.
На то, чтобы подняться, времени уже нет. На четвереньках, как гигантская лягушка, Павел делает два прыжка и скатывается в ров со стоячей, протухшей водой, затянутой ядовито-зеленой, похожей на паклю тиной. Тонкие, спутанные нити водорослей лохмами виснут на руках, мешают плыть. Рядом плюхаются в воду стрелы. К счастью, больше привычные к винтовкам, с арбалетами центурионы обращаются не слишком умело. Сил уже больше нет. Он держится теперь только лишь на одном нервном напряжении.
Стрела достала его, когда он уже выбирался на берег. И снова – в левое плечо. Но на этот раз она буквально пригвоздила Павла к земле.
Павел дико закричал, вцепившись скрюченными пальцами в землю. Ему показалось, что вместе с новой болью, разорвавшей плечо, что-то взорвалось, вспыхнуло в самой глубине его истерзанного тела.
Он вскочил на ноги и, продолжая орать, но уже не от боли, которую почти перестал чувствовать, а от нечеловеческого животного желания жить, дышать, ощущать свое тело, вырвал стрелу из пробитого навылет плеча. Отбросив ее в сторону, он пересек пыльную грунтовую дорогу и по густой, доходящей до коленей траве побежал к лесу.
По опущенному подвесному мосту из ворот замка выкатило около трех десятков центурионов на пневмодисках. Никто из них не стрелял по беглецу, и ехали они неторопливо, посмеиваясь и перебрасываясь шуточками.
Да и беглец уже не бежал, а ковылял, припадая на правую ногу. Спотыкаясь, падая на четвереньки, снова поднимаясь, он, уже почти без сил и без надежды, стремился, опередив преследователей, добраться до черты густого кустарника, с которого начинался подлесок, как будто в этом был хоть какой-то шанс на спасение.
Павлу оставалось преодолеть не более ста метров открытого пространства, и примерно такое же расстояние отделяло его от преследователей, когда прямо перед ним из кустов поднялась фигура высокого, черноволосого человека, одетого в красную майку. Человек взмахнул рукой, крикнул Павлу: «Ложись, парень!» – и снова скрылся в кустах.
Фигура человека и его голос показались Павлу смутно знакомыми. Кроме того, и сил у него практически не осталось, и он почти с радостью выполнил команду, уткнувшись лицом в густую траву.