Темные силы
Шрифт:
Глава XXVI
Француз остался в трактире недолго, он желал видеть Неву и приглашал с собой Ореста. Но тот не выказал склонности к мирному наслаждению красотами природы, к тому же ему давно известными, и предался удовольствиям, которые были ему более свойственны — их могли ему доставить деньги.
Вернулся он домой поздно ночью мертвецки пьяный и на другой день долго приводил себя в порядок. От вчерашних тридцати рублей осталась только мелочь, да и из той пришлось выдать рябой девке Марфе, чтобы она сходила за водкой для опохмеленья.
Орест чистился и приглаживался, обливал голову водой и с удовольствием вспомнил весело проведенное время. Ему хотелось опять и сегодня провести день так, но для этого ему нужны были средства. Эти средства опять мог дать граф Савищев, которого он вчера мысленно посылал к шаху и на которого сегодня возлагал все надежды. Но для осуществления этих надежд нужно было бы привести графу хоть какие-нибудь сведения. Однако для получения последних требовалось объясниться с Маней. И вот для этого-то объяснения Орест и приводил себя в порядок.
Он улучил минуту, когда Маня была у себя в комнате одна, и отправился к ней, ступая на цыпочках, так как чувствовал себя деликатным.
Маня была поражена его появлением у себя в комнате. Это было строго-настрого запрещено ему и все объяснения между ними происходили в столовой.
— Принчипесса! — заговорил Орест. — Прошу тысячу извинений, но верьте, что важные мотивы заставляют меня нарушить ваше уединение.
— Сколько раз я тебе говорила, чтобы ты не смел входить ко мне! — сердито сказала Маня.
— И я свято хранил завет ваш. . но, я говорю, обстоятельства исключительные, и если вы меня прогоните, то будете сожалеть!
— Если тебе нужен гривенник, я тебе дам; уйди только…
Орест замотал головой.
— Не о едином гривеннике будет жив человек, но о многих. . и дело не в том: у меня вчера был граф Савищев.
Маня, отошедшая было к окну, обернулась и взглянула на Ореста, спросив:
— У тебя?
— Принимаю этот вопрос за начало дипломатических сношений и потому позволю себе сесть! — проговорил тот, опустившись на стул и положив ногу на ногу. — Да, вчера у меня был граф Савищев; его лучезарное появление произошло в вашем отсутствии и нашего дражайшего родителя тоже. Я был один…
— И ты его принял?
— О, принчипесса!.. На своем веку я принимал даже касторовое масло!
— Да перестань ломаться!.. говори как следует: зачем он приходил?
— Понюхать!.. То есть понюхать не то, как у нас в сенях пахнет, а освидетельствовать, так сказать, атмосферу. Он в вас влюблен, принчипесса, и вы это знаете.
— Что же, он говорил с тобой?
— Это наша тайна! Но я пришел вам сказать: оставьте графа Савищева и займитесь нашим жильцом! Здесь дело будет сходнее… Наш жилец получит огромное наследство…
— А ты откуда знаешь?.. Он тебе рассказывал об этом? — насмешливо спросила Маня.
Ее насмешка относилась к Саше Николаичу.
— Нет, принчипесса, он со мной в интимность не входит… но по Петербургу его разыскивает француз, только вчера приехавший и желающий сообщить ему о наследстве… Так вот, принчипесса…
— Ах, какое мне дело до чужих наследств?
— Послушайте, принчипесса, хоть раз в жизни вы можете поговорить со мною серьезно?.. Известно ли вам, например, кто вы такая?
Маня села у стола, сжала губы и не сразу ответила.
— А тебе известно?
Орест молча кивнул головой.
Наступила минута тишины; ясно было слышно тиканье часов в столовой.
— Говори то, что ты знаешь, — сказала, наконец, Маня.
— Я знаю все, принчипесса, но скажу вам под одним условием: чтобы и вы мне рассказали, зачем вы ездили в рессорном экипаже, ожидавшем вас прямо на перекрестке, на Фонтанку, к господину Сулиме, по имени и отчеству Андрей Львович.
Маня быстро встала со своего места и заходила по комнате.
— Ты лжешь! Никуда я не ездила! — воскликнула она.
— Ездили! — остановил ее Орест.
Маня вдруг густо покраснела и заговорила с нескрываемой досадой:
— Что же, ты следил за мной?.. Этого только недоставало!.. Кажется, до сих пор ты от меня, кроме хорошего, ничего не видел…
— И благодарен, принчипесса, за те гривенники, что вы отпускали мне от ваших щедрот! Но вы всегда были умны и поэтому сообразите, с какой это стати мне было следовать за вами?.. Вас выследил сам граф Савищев, найдя это занятие более подходящим для себя. Даю слово Ореста Беспалова, что это — истина!
Маня взялась за голову и несколько раз провела рукою по лбу.
— Постой… я ничего не понимаю! — сказала она. — Граф Савищев меня выслеживал… и пришел тебе рассказать об этом?
— Не волнуйтесь, ибо в деяниях мудрых сказано: спокойствие — свет, а волнение — тьма!.. Сиятельный граф не конфиденции мне свои выкладывал, а изволил нанять меня, чтобы я следил за вами.
— И ты согласился?
— Давление капитала, принчипесса!
— Но ведь это же мерзость!
— Совершенно справедливо изволили заметить! С одной стороны это — мерзость, но, с другой — я искуплю ее своим благородством. Благородство же мое в том, что я прямо весь перед вами, как невинный щенок, четырьмя лапами кверху. Берите меня всего и повелевайте. Граф Савищев поручил мне допытаться, как и почему вы вчера путешествовали к какому-то Сулиме; скажите мне, что для вас нужно, чтобы я ему сказал по этому поводу?
— Скажи ему просто, что я ездила за работой.
— Поняли, принчипесса, мою игру?.. Я всегда знал, что ваш ум не лишен остроты и равняется вашей красоте… Но граф Савищев не так прост: он навел справки и узнал, что достопочтенный Сулима живет один в своем доме и никаких швейных работ от портних принимать не может.
Маня заложила руки за спину, опустила голову и опять заходила по комнате.
Глава XXVII
— Ты знаешь ли, — сказала она наконец Оресту, — что все это может быть гораздо серьезнее, чем ты думаешь? Дай мне немного подумать и сообразить, как поступить. Ты не знаешь, почему граф Савищев следил за мной?