Темные силы
Шрифт:
— Я все это понимаю! — сказал Крыжицкий. — И понимаю, что нужно во что бы то ни стало помешать французу — кто бы он ни был, камердинер или кто другой — увидеться с Николаевым. Но для этого нужно знать, откуда получено известие о приезде француза?
— От Ореста Беспалова.
— Этого довольно! Все будет сделано! — решительно произнес Агапит Абрамович.
Сулима, улыбаясь, покачал головой, затем спросил:
— Что ты намерен делать?
— Прежде всего узнать от Беспалова, где этот француз? — ответил
— А если он не скажет?
— Дам ему денег.
— Сколько?
— Ну я не знаю… сколько понадобится.
— А если их понадобятся сотни?
— Дать их ему.
Андрей Львович опять покачал головой и сказал:
— Где твоя прежняя сообразительность? Восточные курения слишком затуманили ее!.. Пропадешь ты благодаря своей турчанке!
— Я не понимаю, в чем тут может быть ошибка! — начал было высказывать свои соображения Агапит Абрамович.
— В том, — перебил Сулима, — что Орест Беспалов, получив сотни, станет кутить и швыряться деньгами и в первый же раз, когда он, пьяный, попадет в полицию, у него потребуют отчета в том, откуда у него столько денег, а это нам крайне невыгодно.
Крыжицкий стукнул рукой по столу и воскликнул:
— А ведь это правда! В самом деле, у меня ясность мыслей затуманилась… Значит, надо действовать иначе!.. Сегодня же увезу Николаева из Петербурга!
— Это средство сработало бы лучше, но он никуда не поедет из Петербурга.
— Может, его уговорить, что это необходимо для его дела.
— Едва ли! — сказал Сулима, — Он не захочет оставлять Петербург и расставаться с любимой девушкой. На влюбленных трудно подействовать рассудительными убеждениями!
— Тогда что же делать?.. Время терять нельзя!
— Нужно поступить самым простым и верным поэтому способом. Француз остановился в гостинице, а их не так уж и много в Петербурге, и если все цвета пойдут по ним, то легко смогут найти всех французов, приехавших вчера в Петербург, если бы их приехало даже несколько. А найдя, нетрудно распознать, который из них нам нужен, и затем легко поступить по обстоятельствам!.. Берись сейчас же за дело, а я дам знать остальным.
— Фиолетовый, кажется, болен! — сказал Крыжицкий.
— На всякий случай, я к нему проеду сам. А, впрочем, и шестерых вас будет достаточно!
На этом они расстались.
Глава XXX
Саша Николаич, прочтя «Санкт-Петербургские Ведомости», взялся за сборник стихов, который купил себе недавно, и долго перелистывал его.
Стихи говорили, по преимуществу, о любви, были наивны и плохи, но они Саше нравились.
Он сам почувствовал прилив вдохновенья, взял лист бумаги и долго тщательно чинил перо, предвкушая сладкие минуты творчества.
Наконец, перо было починено, Саша Николаич обмакнул его в чернильницу и одним взмахом написал:
«На
В первую минуту ему доставила огромное удовольствие написанная строчка. Он даже удивился, как это он мог так сочинить хорошо!
Но что дальше?
Дальше Саша Николаич думал, думал и зачеркнул свою строчку, решив, что она не годится.
«Вотще, о! Слабый человек!» — написал он снова, но тотчас же вычеркнул «слабый» и написал «гордый».
Затем он и это вымарал, оставил только слово «вотще» и сверху написал: «Что есть истина?» — и подчеркнул, желая обозначить, что это — заглавие.
Но и это было не то.
Саша Николаич встал, прошелся по комнате, подошел к столу и, не садясь, изобразил на бумаге:
«О, девушка прелестна, Пойми ты, дорогая…»
Дальше стихи опять не шли, и у Саши Николаича появилась совершенно новая мысль: «Вертится жизни колесо…» — но, кроме «Жан-Жак Руссо», другой рифмы на колесо не находилось, а в чувствительные стихи вставить Жан-Жака Руссо было делом явно неподходящим.
Так Саша Николаич провел время до обеда и, хотя никакого стихотворения у него не получилось, но все-таки он находился в приподнятом настроении.
Это настроение стало совсем радостным, когда Маня предложила ему после обеда вместе делать пасьянс.
Они весь вечер провели вместе. Маня была особенно любезна с Николаевым, и он целый день никуда не выходил из дома.
Наутро Саша Николаич нашел на вешалке свой плащ истерзанным и в грязи. Разумеется, он рассердился и призвал рябую девку Марфу, чтобы дознаться, каким образом его одежда оказалась в таком виде. Но Марфа разводила руками, качала головой и уверяла, что ей ничего не известно.
Саша Николаич был так возмущен, что в первый раз повысил голос, так что даже титулярный советник Беспалов счел своим долгом выглянуть из столовой.
— Да-с! Это совсем непорядок!.. — сочувственно согласился он. — Очевидно, это штука моего сына Ореста и он за это ответит!.. О, он за это ответит!
Беспалов энергично потряс трубкой, но в это время показался сам Орест и титулярный советник тут же сбавил пыл и довольно мирно произнес:
— Обратите внимание, сударь, в каком состоянии плащ нашего жильца!
Орест нацелился взглядом на плащ, рассудительно покачал головой и сказал:
— Однако!..
— Так это сделали вы? — подступил к нему Саша Николаич.
Орест отмахнулся от него, как от мухи.
— Со всяким может случиться!.. Дело вовсе не в этом!
— Да нет, позвольте! — вмешался Саша Николаич.
— Ну что там позволять, гидальго! Плащ — это пустяки, тлен и преходящее. Я вам скажу лучше… Пожалуйте-ка сюда!
И Орест взял под руку Сашу Николаича и повлек его в комнату.