Темные силы

Волконский Михаил Николаевич

— Сюда! Сюда, пожалуйста!..

— Внизу?

— Да-с, внизу, если угодно.

— Я нарочно беру внизу, чтобы тебе не было нужды подыматься по лестнице! — сказал Саша Николаич старушке, произнеся это слово «тебе» дрогнувшим, особенно счастливым голосом.

Старушка только крепче оперлась на его руку и прижалась к ней.

Анна Петровна была помещена в целый апартамент, который, обыкновенно, занимали только члены посольств, случайно приезжавшие в Петербург. Комнаты были убраны великолепно, но Саше Николаичу этого показалось мало. Он потребовал еще ковров, мягкой мебели, добавил двух горничных, чтобы они служили исключительно Анне Петровне, приказал, чтобы экипаж всегда был к ее услугам, сам побежал распоряжаться, чтобы поскорее подавали «чай» с сандвичами и печеньем. Ему хотелось всюду попасть и всюду быть в одно и то же время: сидеть с матерью и, вместе с тем, бежать и приказывать, чтобы все сделали для нее как можно лучше.

Орест, без дела слонявшийся по гостинице, понял, что теперь Саше Николаичу не до него, и не попадался ему на глаза. Но после обеда, когда Анна Петровна немного легла отдохнуть, он поймал-таки Сашу Николаича и заявил ему очень серьезно:

— По случаю вашей семейной радости, позвольте моравидисы!

Саша Николаич прыснул от смеха и достал бумажник. Ему попалась сторублевая бумажка, он хотел отдать ее Оресту, но тот с достоинством отступил на шаг и, величественно отведя руку Саши Николаича, сказал:

— Много!.. Такого давления капитала не выдержу!.. Все равно за окно выкину! Позвольте обыкновенную порцию, с тем, чтобы завтра повторить…

И, получив «обыкновенную порцию», он ушел совершенно довольный.

Глава LXVI

Анна Петровна сначала не очень беспокоилась исчезновением Кости, потому что, как оказалось, ему и раньше случалось пропадать на целые сутки и более. Она только попросила Сашу Николаича съездить на ее прежнюю квартиру и повторить там еще раз, чтобы Косте сказали, как только он вернется, чтобы немедленно приезжал в гостиницу.

Саша Николаич, кстати, еще хотел сделать покупки для Анны Петровны. Когда он уже совсем было собрался ехать, его в дверях остановил Орест.

— Счастливейший гидальго! — проговорил он укоризненно. — Нехорошо, испытав благодеяние судьбы, забывать о малых сих!

— Говорите скорее, что такое?

— А ваше обещание, сеньор?.. Насчет часов?.. Вы их передали слепому Виталию?

— Нет еще.

— Нехорошо!

— Так я сейчас заеду и передам.

— На этот раз я вам верю! — Орест деловито последовал прочь.

Признаться, случай с Анной Петровной сильно подействовал на воображение Ореста.

Как это вдруг у Саши Николаича объявилась мать? Он даже в уме прикидывал, не может ли сам Орест оказаться ему каким-нибудь завалящим дядей или двоюродным братом? Впрочем, это у него было не серьезно, а так, маленькая игра ума. Ему и без того было хорошо.

Саша Николаич явился в дом титулярного советника Беспалова лучезарный и радостный.

— Это вы? — встретил его титулярный советник, бережно запахивая халат. — Я весьма рад счастью видеть вас вновь…

Саша Николаич заглянул в свою бывшую комнату и посмотрел на нее с чувством, с каким, вероятно, выпущенный на волю узник смотрит на свою тюрьму…

— Не угодно ли пройти в столовую? — пригласил Беспалов.

— Хорошо.

Виталий сидел в столовой в своем углу.

— Вот, — сказал ему Саша Николаич, — вам часы с репетицией от Ореста…

— Значит, он на сей раз не соврал! — произнес Виталий.

Он взял часы и ощупал их, быстро перебрав по ним пальцами.

Он сейчас же нашел пружинку, которую нужно было надавить, чтобы часы заиграли. Раздался приятный звон — и обычно малоподвижное лицо слепого расплылось в улыбке.

Саша Николаич впервые увидел, что Виталий может так улыбаться… Ему было так хорошо теперь самому, что он хотел, чтобы все вокруг были счастливы.

— Послушайте, Виталий, — произнес он, приближаясь к слепому, — я скоро поеду за границу и возьму вас с собой.

— Зачем? — не понял и удивился Виталий.

— Мы посоветуемся с заграничными профессорами в Берлине; возможно, они сделают вам операцию и вы прозреете. Такие случаи бывали…

Слепой отрицательно покачал головой.

— Вы сомневаетесь? — спросил Саша Николаич. — Но отчего же не попробовать?

— Не надо.

— Отчего же не надо?

Виталий надавил пружину, часы опять зазвенели и это доставило ему удовольствие.

— Вы мне не дадите всего! — сказал он.

— То есть, как это, всего?

— А моего кораллового замка, например.

— Какого кораллового замка? — изумленно спросил Саша Николаич.

— В котором я живу теперь…

— Опять понес ахинею! — махнув трубкой, воскликнул Беспалов.

— Нет, не ахинею! — рассердился слепой. — Я живу в коралловом замке. Для вас эти стены и мрачны, и невзрачны, как вы говорите, а для меня они — своды кораллового замка. Вы едите на глиняных блюдах, а я — на золотой посуде и, когда я хочу, у меня раздается музыка (он снова заставил поиграть часы). А если в Берлине сделают так, что я прозрею, я тоже увижу ваши невзрачные стены и глиняную посуду, и что тогда останется от моего кораллового замка?!.

— Вы не слушайте его, Александр Николаич! — вступился титулярный советник. — Он вам и не такую философию разведет. А если вы так уж добры, нельзя ли вас попросить определить меня куда-нибудь в ваше будущее поместье, хотя бы экономом, что ли? Или что-нибудь в этом роде… По гастрономической части я тоже могу, как вы знаете… Вы благодетельствуете моему сыну Оресту, только он — неблагодарная свинья. Чем бы уделить его старому отцу из своих достатков, он пьянствует…

— Да я вовсе не благодетельствую ему, — возразил Саша Николаич, — а о вас я подумаю и непременно постараюсь сделать что-нибудь…

— Сделайте, Александр Николаич, а то посудите: я один совсем останусь — Орест при вас состоит, Виталия вы хотите везти за границу, Маня получила огромное состояние…

— Кстати, — спросил Саша Николаич, — вы не знаете, каким именно путем перешло к ней это состояние?

— Точных путей не ведаю… Знаю, что ей способствовал господин Сулима…

— Это-то и я знаю.

— Но, как бы она ни получила…

— То есть в сущности она присвоила чужое… — вставил Саша Николаич.

— Нет, извините, в том-то и дело, что свое…