Темные тени нехорошей квартиры
Шрифт:
Глава 30
Лара приняла душ, в коридоре, как обычно, наткнулась на Зинаиду, которая вечно за всеми следила, все вынюхивала, Лара сознательно пошла прямо на нее. Зинаида шарахнулась, будто ушибленная током. Лара вошла к себе, села за стол и положила на руки тяжелую голову, в которой плавали мутные, совершенно беспросветные мысли. Как будто жизнь кончается здесь и сейчас. Объяснить это невозможно. Алексей. Он просто поехал по делам. Она может в любую минуту набрать его номер. Понимание этого всегда ей помогало восстановиться. Она позвонит, если захочет. Поедет к нему, когда он вернется. Он ведь ей обрадуется. Он точно тоскует. Почему же это вдруг перестало иметь значение? В ней что-то сломалось. Это возникло, как внезапная болезнь. «Только
В этот момент в прихожей раздался звонок, кто-то кого-то впустил, потом открылась дверь ее комнаты, и на пороге возник Алексей. Лара была так потрясена – он ведь не мог так быстро из командировки вернуться, – что даже не смогла встать ему навстречу. Он прикрыл дверь, повернул ключ изнутри, подошел к ней, наклонился и положил ладони на ее лежащие на столе руки. Она жадно смотрела в его лицо, видела все сразу: странная, больная улыбка, темная щетина на бледном лице, темно-карие глаза, как две открытые раны… Вместо прекрасного лица любимого мужчины на нее смотрело грозное несчастье, которое сейчас ее сметет. «Этот человек, – говорил сидящий в ней психолог, – самоубийца по сути. Он уничтожает себя, а заодно и меня. Кому-то нужно счастье, ему – наоборот…»
– Здравствуй, дорогая, – сказал Алексей. – Вижу, ты все поняла. Я пришел с тобой попрощаться. Нет, я никуда не уезжал и не уезжаю, – он приложил ладонь к ее губам, задержав вопрос и лаская. – Просто я еду сдаваться. Я сделал то, что хотел. Готовился. Не мог действовать, даже вообще как-то проявляться, пока мама была жива. Ей это причинило бы страшную боль.
– Что ты сделал?
– Убил родного брата. Родного по биологической матери, Виолетте Романовой. Не потому, что она сразу после моего рождения велела маме Варе прикончить меня, чтобы я ему не мешал. И не потому, что я претендую на ее богатство. Пусть оно горит огнем. То есть достается его корове. Я решил его убить за то, что он с ней делал. Я что-то подозревал до того, как вытащил ее из дома. Понял, что она в плену, но подробности, конечно, впечатлили… Ну, не может жить такая мразь, как он, и я не могу, зная, что он живет. Но для того, чтобы закрыть вопрос, я и еду сдаваться. Это лишает меня возможности возникнуть когда-нибудь и на что-то претендовать. Хотя менты бы никогда меня не вычислили. Я приехал на чужой машине, оставил ее неподалеку. Просто угнал чужую, раздолбанную тачку, в которой даже дверь не закрывается. Взяли бы владельца, разумеется. Я был в перчатках, хорошо спрятал винтовку, она на меня не зарегистрирована, так, по случаю досталась. Я и обувь поменял. Ту выбросил.
– Тогда зачем сдаваться? – сдавленным голосом спросила Лара. В ее мозгу судорожно металась мысль: не пустить его, переубедить.
– Я все это делал не для того, чтобы прятаться, а для того, чтобы решение было за мной. Вот и все. Ларочка, – он встал перед ней на колени. – Встретив тебя, я каждый день отменял свое решение. Ты для меня важнее жизни. Но справедливость, как я ее понимаю, оказалась еще важнее. Прости. Мне нельзя было ни начинать, ни продолжать наши отношения, но теперь ты понимаешь, почему я так себя вел. И я прошу тебя, умоляю. Не интересуйся тем, что будет со мной. Отодвинься как можно дальше. Постарайся забыть. Ну, есть же у тебя какие-то свои профессиональные технологии. Примени их ради меня. Я знаю, что ты меня любишь. Так не усугубляй мое положение. Иначе твоя жизнь превратится в кошмар, а я… Мне придется искать способ освободить тебя от него.
– Ты имеешь в виду…
– Да. Если меня не станет, тебе просто ничего другого не останется, как вернуться к нормальной жизни. И, конечно, ты встретишь нормального человека.
– Хорошо, – сказала Лара. – Я поняла тебя. Но ты можешь сдаться через час, через три, через пять, завтра… Не горит, раз тебя все равно они сами найти не смогут, так?
– А зачем мне с этим тянуть?
– Чтобы побыть со мной, идиот! – в ярости крикнула Лара. – В последний раз. Чтобы я вспоминала это всю оставшуюся жизнь! Неужели непонятно?
– Я действительно идиот, – растерянно произнес Алексей. – Даже не подумал о том, что могу позволить себе капельку счастья. Перед предстоящим мраком.
Счастье было таким экстремальным, что им обоим казалось, будто это сон. Реальны лишь их экстаз и нежность. Они опять были одним существом, и им больно и тоскливо было распадаться на две половинки. Часы улетали, темнело, у Лары крепла надежда на то, что она удержит его… Но он вдруг встал, оделся, набрал номер:
– Добрый вечер. У вас там должны работать следователи. Я из министерства… С кем я говорю? Надо же, знакомые все люди. Наслышан о вас, Сергей Кольцов. Я – Алексей Фролов, не знаю, говорит ли вам что-то мое имя. Просто я – убийца. Сейчас подъеду.
Не совсем эпилог. Его допишет судьба
Кольцов, Земцов и Масленников грустили в кабинете за столом, заваленным документами и актами экспертиз.
– Черт, – с досадой сказал Сергей. – Было такое увлекательное и сложное дело, и не хотелось сводить его к столь тупой развязке. Банда оборотней в погонах, каждый из которых тупее вот этого диванного валика.
– Сережа, – ернически произнес Слава. – Мы с Александром Васильевичем от души сочувствуем тебе. Ты, как обычно, заварил крутую кашу с расследованием, с фантастическими версиями, а раскрыла преступления, как повелось, твоя жена. Ты – гений частного сыска, а у нее интуиция. То есть немножко в разных местах у вас получилось. Плохо, что Лидию Смирнову так бездарно мы все выпустили из виду.
– Ты же говорил, что она исчезла.
– Нашли ее. В морге. И не такие уж они валики. И не все в погонах. Их киллер – санитар морга. И он у нас в розыске был пять лет. Там и скрывался. Поэтому многие убитые числились без вести пропавшими. Если у него была возможность, он забирал трупы. Могильник мы нашли. Там и мужья безутешной вдовы Печкиной. Смирнову соседи уже опознали. Не хватило у меня духу сказать Нине Георгиевне, что в сфабрикованном на нее деле заявление Смирновой подлинное. Подмахнула она эту заказуху ради денег. В плену ее никто не держал. На нее просто записали несколько крошечных фирм для отмывания денег, полученных от черных риелтеров, наркобизнеса, даже детских домов и приютов для животных. Вот такая педагог-пианист. Фирмы принадлежали романовской империи, но деньги туда гнала банда Нискина. Вот что связывало Романова с Валентиной Сидоровой. Он нашел ее сам, потому что, когда он был ребенком, она была его соседкой. И что она подельница его матери, он еще тогда понял. Мать сына явно недооценивала, не включая в свой бизнес. Он все прибирал к рукам. И они с Валентиной сделали Смирновой предложение, от которого та не смогла отказаться.
– С заявлением грустно, – проговорил Масленников. – Совсем разрушает веру в человечество. Лидия знала, что Нина Георгиевна ее полюбила, как дочь.
– Может, все же ее заставили? – спросил Сергей.
– Не думаю. Сидорова была, видимо, неплохим психологом. Она предложение Романова передала человеку, который сразу согласился. В передвижениях и действиях Смирнова была свободна. Получала очень приличный процент и перевела в зарубежный банк крупную сумму. Явно собиралась уехать.
– Не успела, – констатировал Слава. – Они убрали ее как свидетеля. И у нас действительно дефицит свидетелей. Киллера своего они теперь пытаются выставить маньяком. А он взял – да и согласился с нами сотрудничать. Пожизненное ему не нравится. Вот такая «дочка» оказалась у Нины Георгиевны.
– При виде денег многие теряют инстинкт самосохранения, – заметил Масленников. – Подставных бизнесвумен убивают не реже, чем алкоголиков с квартирами.
– И чем же мои версии были фантастическими, и как они запутывали следствие, интересно? – запальчиво спросил Сергей.
– Да ерунда, – вмешался Масленников. – Слава просто над тобой немножко издевается. Ты все делал правильно. Печкину вычислил. Не каждый сможет даже предположить, что самая страшная на свете баба женила на себе столько мужиков и в принципе была соучастницей их убийств. Ну, в этом еще надо разобраться, полагаю, некоторых она травила сама. С кем-то поработал «санитар».