Темные туннели. В интересах революции. Непогребенные. Трилогия
Шрифт:
Будущий коллега по изгнанию остановился. Присел на корточки и стал рассматривать что-то на полу. Томский заглянул Шаману через плечо. Ничего особенного, просто цепочки крысиных следов. Судя по размерам, грызуны были небольшими и не могли представлять серьезной опасности. Шаман встал.
— Крысы. Мы успели пройти километров пять и ни разу не видели их следов.
— Что ты хочешь эти сказать?
— Мой опыт подсказывает — крысы обосновываются рядом с источником пищи. Или еще хуже — рядом с людьми. Не думаю, что здесь обитают те, кто встретит
Новый повод для беспокойства появился уже через сотню метров. На мраморной облицовке стены кто-то оставил надпись. Толик приблизил к черным буквам фонарь.
«Если говорим, что не имеем греха, — обманываем самих себя, и истины нет в нас».
— Первое Соборное послание Иоанна Богослова, — прокомментировал Шаман. — Тот, кто это написал, неплохо знает Евангелие. Будем надеяться, что он также знаком с Ветхим Заветом и придерживается шестой заповеди из Исхода.
— А что говорится в шестой заповеди? — поинтересовался прапор.
— Она очень краткая, друг мой. «Не убий».
Очередную надпись нашли через пару минут. Опять черные буквы и новое изречение: «Кто затыкает ухо свое от вопля бедного, тот и сам будет вопить — и не будет услышан».
— Гм… Если не ошибаюсь, это из Книги Притч Соломоновых, — Шаман потер надпись кончиком пальца и поднес его к фонарику. — Не краска, скорее парафин или воск.
— Черт бы побрал этих знатоков Библии! — возмутился Аршинов. — Тут тебе и послания, и притчи, и воск… Того и гляди ладаном запахнет!
— Эй, тут еще одна! — сообщил Вездеход, который на пару с Шестерой ушел вперед. — «Кто находится между живыми, тому еще есть надежда. Так как и псу живому лучше, нежели мертвому льву». Даже подпись имеется. Какой-то Ек.
— Скорее уж Ёк. Сокращение от «Ёкараный Бабай», — выдал свою версию Аршинов. — Если подписываться начал, значит, сам скоро появится.
Шаман улыбнулся:
— Не обольщайся, Алексей. Именно «Ек». Это Екклезиаст. Через два «ка».
— Екараный тоже можно через два!
Найденная Носовым надпись была не самым главным открытием. Прямо под ней, на бетонном полу были довольно четкие отпечатки босых ног.
Шаман нахмурился. Его заметно беспокоило то, что в подземелье есть люди. А вот Аршинов придерживался другого мнения:
— Пока не вижу больших проблем. Этот писатель сам нас боится. Предлагаю сделать привал и все спокойно обсудить. А для пущей веселости я супца грибного забацаю.
— Ладно, — с явной неохотой согласился Шаман. — Только не стоит прямо в туннеле костер жечь. К чему обнаруживать свое присутствие издалека? Не нравятся мне эти надписи и следы, но и в боковые коридоры тоже соваться не хочется. А придется…
Отыскать подходящее место удалось не сразу. Осторожный Шаман прошел мимо пары стальных дверей, что-то недовольно бурча себе под нос. Остановился у третьей. Долго изучал стертые почти до основания следы букв и цифр на ней, но, судя по всему, так и не пришел к определенным выводам. Лишь
Вопреки ожиданиям Шамана, из подсобки никто не выпрыгнул. После того, как затих скрип петель, Толя направил внутрь луч фонарика. Ничего особенного. Большой, частично разобранный электродвигатель в центре, у дальней стены — механизм непонятного назначения. Нагромождение шестерней и шкивов. Тросы, уходящие в специальные отверстия в стене. В большой шестерне — рукоятка для вращения.
Томский заключил, что ручной механизм дублировал то, что приводилось в действие электродвигателем. Он решил проверить свою догадку и собирался уже провернуть рукоятку, но его остановил Шаман:
— Не стоит. Я же просил ничего не трогать без необходимости.
Толик кивнул. Алтаец был прав. Возможно, крутни он рукоятку, ничего бы не случилось. Даже, скорее всего, не случилось бы: от долгого бездействия шестерни не сдвинулись бы с места. Однако идти на риск ради праздного любопытства было непозволительной роскошью и мальчишеством.
В подсобке задерживаться не стали: она была слишком мала для того, чтобы комфортно разместиться на привал.
Боковой коридор находился всего в десятке метров. Шаман в задумчивости остановился перед ним. Тут уж не выдержал Аршинов:
— Э-э! Так мы собственной тени начнем пужаться, — воскликнул он. — Осторожность осторожностью, но ты, Шаман, явно перегибаешь палку. Нет здесь ничегошеньки!
Прапор вошел в коридор. Уверенно двинулся вперед, освещая себе путь фонариком. Толик и Вездеход последовали за ним, и Шаману ничего не оставалось, кроме как присоединиться к остальным.
Коридор оказался коротким. Он заканчивался поворотом и новым коридором. Аршинов свернул туда первым и удивленно воскликнул:
— Вот это да!
Коридор вел в тупиковую комнату. У стены валялись перевернутые вверх дном деревянные ящики зеленого цвета, а в дальнем углу громоздилась куча консервных банок. На ней, как на своеобразном троне, восседал скелет. Аршинов перепрыгнул через неглубокую выемку в полу, заменявшую порог. Поднял одну банку. Втянул носом воздух.
— Гадом буду — армейская тушенка. Баночки в солидоле. Я этот запах, можно сказать, с молоком матери впитал. Но этот запас не про нас. Кто-то все сожрал. Эх, люди, люди…
Пока прапор сокрушался о съеденной тушенке, Томский рассматривал скелет. Если бы не отсутствующие кости кистей рук и полусгнившая веревка на шее, он выглядел бы совершенно обычно. Мысленно произнеся слово «обычно», Толя поразился собственной черствости. Не могут человеческие останки выглядеть обычно! Были времена, когда он считал своим долгом похоронить каждого мертвеца. Фраза «тело должно быть предано земле» была для него законом. Но чем больше он путешествовал по Метро, тем чаще попадались на пути трупы. Похоронить всех просто не было физической возможности. Эмоции пошли на убыль, и вот результат: рутинная классификация останков на обычные и не очень.