Темные туннели. В интересах революции. Непогребенные. Трилогия
Шрифт:
— И зачем-то отгородили все это кирпичной стеной. Ели не ошибаюсь, вам пришлось разбирать кладку?
— Черт возьми, товарищ Томский, к чему вы клоните?!
Толику стало жалко старика. Куницыну так хотелось верить в то, что его друзья-ученые умерли свободными людьми, а через восемьдесят лет справедливость восторжествовала окончательно. И все же горькую правду сказать было необходимо.
— Товарищи… Друзья! Академлаг прекратил свое существование в конце пятьдесят третьего года — сразу после расстрела Берии. Ваших коллег никто не освобождал. Они
— Absolut [11] . Это — ньеобходимое условье опыта…
— Вот и ответ, Исай Александрович. Все остальные были отравлены газом.
Теченко вскочил, нервно прошелся вокруг стула. Опять сел.
— Складно поешь, Томский! Вот только одного ты не учел. Нас должны были обнаружить, когда вытаскивали отсюда тела, так? Почему же этого не произошло?
— Наверное, потому, что тела остались здесь…
— Здесь! — истерично выкрикнул Теченко, вскидывая руки к потолку. — Где здесь?!
11
Абсолютно (нем.)
— А ты искал?
Спокойный голос Аршинова прогремел для академлаговцев, как трубный глас.
Куницын опустил голову, Теченко замер с раскрытым ртом, а Лютц снял очки и начал их протирать с таким рвением, что, казалось, вот-вот протрет в стеклах дыры.
— А действительно, Исай Александрович, после своего пробуждения вы осмотрели весь объект? — поинтересовался Томский.
— Нет, — признался Куницын. — На склад мы не заглядывали. Пока, знаете ли, в этом не было необходимости.
— Ну так теперь она появилась. Пойдемте, посмотрим, что творится на вашем складе?
Первым к складу рванулся Теченко. По его суетливым движениям было заметно — уверенность зоолога в то, что Томский врет, основательно поколеблена. Лютц следовал за товарищем, постоянно оглядываясь — он все еще ожидал, что пришельцы заговаривают им зубы и готовят подвох. Лишь Исай Александрович не дергался. Просто шел рядом с Толиком и смотрел в пол.
Томский наконец получил возможность осмотреть другие уголки Академлага и вновь поразиться количеству и разнообразию встречающегося на пути оборудования. Одни установки были похожи на космолеты из фантастических романов, другие выглядели как танки, третьи напоминали пушки, а назначение четвертых не помогла бы определить и самая буйная фантазия.
— Анатолий, я многое повидал на своем веку и даже не удивлюсь тому, что увижу на складе, — тихо сказал Куницын. — Но объясните, как вам удалось разорвать стальную проволоку? Я видел — она именно разорвана, а не размотана. Ваши ученые нашли возможность активировать скрытые возможности человека? Включать их усилием воли?
— Эти
— Что вы говорите, товарищ Томский! — всплеснул руками Куницын. — Избавиться от такого уникального дара? Зачем? Идею сделать человека равным богу будоражила умы с древности. Только десять процентов нашего мозга включены и используются по назначению. Вы только вдумайтесь в эту цифру! Де-сять! Ваша уникальная сила свидетельствует о том, что людям удалось сделать большой прорыв в этом направлении. Ах, если бы я не был технарем! К чему изобретать и совершенствовать оружие, если человек уже сам по себе винтовка со взведенным курком?!
— Спустили этот курок, Исай Александрович. Спустили…
— О чем вы?
— Скоро узнаете. Сначала — склад.
Теченко остановился у широкой стальной двери. Она была сдвинута, словно приглашая заглянуть внутрь, но у Тараса Арсеньевича уже пропало желание докапываться до истины. Он не горел желанием заглядывать в темноту склада и решил предоставить эту почетную возможность своему немецкому коллеге.
— Лютц, у тебя и без того грехов столько, что в аду будешь чувствовать себя своим парнем. Глянь-ка.
— Опьять ты за свое?! — возмутился Отто. — Почьему я?
Хрупкое перемирие между недругами закончилось после того, как пропал общий противник. Лютц принял стойку бойцовского пса. Стекла его очков, этакий барометр ярости, начали запотевать, предвещая бурю.
— Ну, хватит, приспешники дьявола! Вы бы еще жребий бросили, — прапор шагнул в черный прямоугольник первым, пошарил там лучом фонарику и обернулся. — Вижу только одного. Мужик в белом халате. Пролежал тут точно лет восемьдесят.
Томский вошел в склад. От человека, о котором говорил прапор, мало что осталось. Скелет, облаченный в лохмотья, некогда бывшие белым халатом, лежал прямо на полу. Рядом стоял запыленный патефон. Судя по сложенным на груди рукам и сплюснутому картонному ящику под головой, о мертвеце кто-то позаботился. Или… Он позаботился о других, а потом лег умирать. Теченко заглянул через плечо Толика и ахнул:
— Божечки святы! Берг! Исай Александрович, здесь профессор Берг!
— И не он один, — фонарик Томского осветил запыленные крышки контейнеров, бумажные цветки на них. — Здесь все ваши коллеги, товарищ Куницын. Это не склад, а… кладбище.
Руки Исая Александровича затряслись, лицо залила бледность, а губы посерели. Вобрав голову в плечи, он приблизился к останкам.
— Это он. Аркадий Семенович Берг. Что ним случилось?
— С ним-то — как раз ничего, — ответил прапор. — Сам умер. После того, как похоронил остальных. Ну, так кто был прав, Тарас Арсеньевич?
Теченко наклонился к ближайшему контейнеру, щелкнул замком, приподнял крышку. Бумажный цветок упал на пол. Вслед за ним с грохотом упала крышка. Зоолог попятился, тыкая пальцем в направлении контейнера.