Темные ущелья
Шрифт:
Эгар изучил поверхность опорной колонны, на которой не было ничего, кроме пятен. Зеленые и красновато-коричневые пятна, похожие на синяки, – может, грибок? – но никаких щелей или отверстий. Даже зацепиться не за что, если захочешь вскарабкаться по ней из океана.
– Я бы переплыл, – предложил он, – но…
– Ни хрена подобного. – Арчет бросила на друга косой взгляд, и он увидел ее виноватое лицо. – Думаешь, я позволю тебе окунуться в эту воду? Пусть ушлепок Согрен это сделает – посмотрим, что с ним приключится.
Эгар моргнул:
– Согрен прямо сейчас вроде как полезен. Он тебя как-то расстроил?
Она устало покачала
– Забудь. Так или иначе, хули толку? Ты не сможешь туда войти, даже если переживешь заплыв.
– Ладно, Арчиди, но мы должны что-то придумать. Здесь холодно, и с наступлением темноты станет еще холоднее. Либо мы попадем внутрь этой штуки побыстрее, либо нам придется вернуться на пляж и развести новый костер.
– Думаешь, я этого не знаю?
Эгар сосредоточил взгляд на опорной колонне и ее «синяках». Зеленовато-синих и кармазинных, пурпурно-черных. Он вздохнул и осторожно проговорил:
– Мне кажется, что ты замерзла, устала и злишься из-за того, что все идет не так, как ты надеялась. И ты, скорее всего, будешь сидеть тут, пока не замерзнешь, лишь бы не…
«Погоди-ка».
– Арчиди… – Он помолчал, желая убедиться. – Смотри.
– Да хватит уже, Эг. Я не хочу об этом говорить.
– Нет, ты посмотри! – Он вскочил на ноги, указывая пальцем. – Посмотри туда, посмотри на цвета. Они меняются, они… смещаются или что-то вроде…
Оба уставились на всплески цвета на поверхности колонны из грязно-белого сплава. На их глазах зеленовато-синее пятно утратило последние зеленые оттенки. Кармазин начал темнеть, постепенно приобретая цвет старого мяса. Пурпурно-черная метка побледнела и стала фиолетовой.
– Ни хре… – Арчет медленно поднялась на ноги. – Ни хрена себе…
– А хочешь еще кое-что? – Он вдруг понял, что ухмыляется. – Они еще и движутся. Смотри.
Это было похоже на наблюдение за тем, как по небу медленно плывут облака. Какая-то сила постепенно перемещала цветные пятна по поверхности колонны, заставляла их бледнеть и расползаться во все стороны, творила по краям новые линии и изгибы, и все это так неспешно, что стоило отвернуться – или, скажем, оказаться посреди группы усталых и измученных потерпевших кораблекрушение людей, ищущих дверь, которой нет, – и любой бы упустил из вида перемену.
– Ты знаешь, что это такое? – спросила Арчет с неожиданным приливом сил.
– Я надеялся, что ты объяснишь.
– Это… – Она замолчала, беззвучно шевеля губами, – подбирала, как он догадался, нужные слова для перевода с великого кирского. – Видовая герса [5] . Ее соорудили во времена войны с двендами. Она пропускает только кириатов. Как же я могла ее не узнать – в Индират М’Нале такие штуки постоянно упоминаются. Мне нужно всего лишь назвать цвета вслух.
5
Герса – опускная решетка крепостных ворот.
– Ну… – Эгар нахмурился. – Получается, войти может любой, кто знает великий кирский.
– Нет. Человеческие глаза устроены не так, как кириатские: разница небольшая, но она есть. – Слабая улыбка. – Вот почему мы с матерью вечно ссорились из-за одежды. Даже если кто-то знает нужные слова на великом кирском, он не сможет распознать цвета. Наверное, с двендами дело обстоит так же.
Она отступила назад и прищурилась, глядя на ползущие цветные пятна. Откашлялась, вздернула подбородок и произнесла размеренную череду слогов.
Выждала. Целых несколько секунд.
Они с Эгаром переглянулись.
– А вдруг вы с матушкой просто…
И перед ними с ревом взметнулся океан.
Глава шестнадцатая
Клитрен из Хинериона, новоиспеченный рыцарь-адъюнкт войска Лиги, оказался не каким-нибудь хлыщом, как рассчитывал Гил.
Он стоял на вершине холма, во главе небольшой группы мужчин в мундирах егерей, и по одной его осанке Рингил ощутил приближение неприятностей. В ней не было ничего притворного, ни малейшего следа показухи, адресованной соратникам, или бравады, предназначенной врагу. На самом деле, для человека, затаившего кровную обиду, Клитрен выглядел необычайно расслабленным. Он стоял, держа в каждой руке по низко опущенному мечу, не более напряженный, чем ремесленник со своими инструментами, обдумывающий начало рабочего дня. Не юнец – вероятно, на несколько лет старше Гила, – но сохранил хорошую форму: под нижним изгибом кирасы слева и справа открывался подтянутый торс. Ноги мускулистые, как у танцора, да и зад наверняка красивый и тугой. Широкие плечи, длинные руки, и под кольчугой легко угадываются натянутые канаты мышц на плечах.
– Ну что, Эскиат? – позвал он, когда Рингил приблизился на расстояние оклика. – Помнишь меня?
– Вообще-то, нет.
На самом деле, было что-то знакомое в этом лице, но это могло оказаться всего лишь сочетание обветренных черт и воинского спокойствия. Он несчетное количество раз сталкивался на войне с мужчинами такого склада характера, кое с кем дошло до противостояния, когда его командирский авторитет подвергли сомнению, и еще нескольких он убил в сражении, во внезапно наступившей неразберихе, которая последовала за поражением Чешуйчатого народа, когда Лига и Империя вернулись к привычным потасовкам за территорию и людские души…
Это мог быть любой из них.
– Врешь, пидор! – Ответ Гила, похоже, немного поколебал самообладание Клитрена. Спокойствие на его лице сменилось хмурым взглядом. Верхняя губа приподнялась, обнажив зубы.
Рингил чуть приподнял меч и щит, изображая пожатие плечами.
– Слыхал, ты расстроен из-за какого-то моего проступка – но, боюсь, тебе придется освежить мою память.
Клитрен дернулся вперед, и теперь его голос дрожал.
– Может статься, долбоеб, ты не помнишь моего лица, потому что в Хинерионе нанес мне удар в спину, как подобает трусливому пидору. Может статься, ты лучше запомнил Венжа, чьи кишки раскидал по улице, как дерьмо из ночного горшка, – и я, блядь, с твоими сделаю то же самое!
«А-а…»
Сквозь завесу смутно помнившейся лихорадки и слабости проступило лицо. И голос.
«Вот тебе и жизнь в отставке… так, приятель? Теперь ты охотишься на бандитов в чужой стране, по пятьдесят флоринов за башку».
Озаренный свечами полумрак конторы охотников за головами в Хинерионе. Мрачные смешки профессиональных убийц, ожидающих сигнала. Подступающая изнутри лихорадочная дрожь, которую он изгнал усилием воли, когда цеплялся за свое притворное обличье и жалкие остатки хорошего самочувствия, чтобы присоединиться к этой жестокой и дружной компании.