Темные воды Тибра
Шрифт:
«Ну», – мысленно поторопил жрецов Сулла. Думать им было не о чем. Им было сказано – штурм должен состояться. Чего они мешкают. Сначала один обернулся в сторону проконсула, потом и остальные. Что они там посмели рассмотреть интересного или необычного во внутренностях этого барана?!
А Карма, спрятавшийся за шатром, вновь присвистнул, уже даже не просительно, а с явным требованием в тоне.
Сулла понял, ему придется подойти к жертвенному столу. Он не боялся крови, но он не терпел непонятливых дураков. Чего хотят от него эти трое?!
Величественно ступая, так, чтобы каждый шаг выражал спокойствие и уверенность, неся дивный плюмаж своего шлема, ниспадающий роскошный плащ, опираясь левой рукой о рукоять родового меча, Луций Корнелий Сулла подошел к жертвенному столу.
Очень тихо, чтобы не дай бог не услышал никто из окружающих, хоть и стоящих поодаль, не услышал его слов, старший гаруспик сообщил, что строение печени, цвет, свидетельствуют несомненнейшим образом о том, что никакое сегодняшнее сражение, начатое римлянами, выиграно быть не может.
– Какой еще цвет?! – Суллу взбесило это неожиданное препятствие, возникшее там, где он никак не рассчитывал его встретить. Он с таким трудом решался на это штурм, а тут…
– И главное, печень не разделена на доли, проконсул, такое бывает так редко…
– Это прямой и вернейший знак – нельзя! – скрипнул другой жрец, носатый, прыщавый старик.
– Такую печень увидел несчастный Терренций Варрон, и не послушав Эмилия Павла…
Сулла слишком хорошо знал, что произошло в тот самый день, когда Терренций Варрон по своему личному почину начал злосчастную битву при Каннах, он хотел оборвать слишком разговорившихся жрецов, но ему не пришлось этого делать. Вокруг раздались тревожные голоса, кричали сразу сотня или две голосов, потом крик сделался всеобщим.
– Смотрите на стену! Смотрите на стену!
Левее строя римских башен, над стеной, появилась какая-то странная поросль непонятного сначала происхождения. Очень скоро разъяснилось, что это.
Лестницы. Это не штурмующие, а защитники перебрасывали через стену изнутри своего укрепления штурмовые лестницы, и в огромном количестве. Вот они коснулись земли, и по ним посыпались вниз понтийские пехотинцы.
– Архелай-хитроумный, – сказал проконсул, – придется вспомнить, что меня зовут Счастливый Сулла.
И тут, словно в опровержение этих слов, издала странный, какой-то даже, можно сказать, длинный крякающий звук крайняя правая, гигантская гелепола, содрогнулась и потеряла стройность, как человек, которого ударили в район поясницы. Вслед за этим она, роняя орущих людей, ведра, крутящиеся в воздухе баллисты, стала оседать направо и заваливаться, явно съезжая в подкоп, наконец законченный бесчисленными землеройками Архелая.
В то же мгновение прозвучали команды легатов Цизальпинского и Италийского легионов, построенные воины сделали всего лишь несколько движений и мгновенно развернувшись, образовали единый фронт против набегающих со стороны Длинных стен многочисленных, как всегда, очень шумных понтийцев. Представителей каких только племен там не было; щиты и круглые и заостренные книзу, шлемы остроконечные и рогатые, в руках копья, топоры, мечи и палицы.
Внутри римского построения продолжали раздаваться команды центурионов, происходили стройные множественные движения, фронт расширялся, но разрывов в нем не возникало ни малейших. Все совершалось с методичностью и даже неспешно, но исключительно вовремя и в полном порядке.
Слева от шатра проконсула быстро накапливались лучники, это были в основном эпироты и луканцы, хорошо показавшие себя в уличных боях в Пирее. Они должны были нанести массированный удар по второй волне понтийцев, когда первая, натолкнувшись на железную стену из легионеров, начнет окатываться. Первая и вторая волны столкнутся, и тут они окажутся под градом стрел.
В первые полтора часа сражения все развивалось так, как это предугадывал проконсул. Успели подойти легионы Гальбы и Гортензия, образовав с легионами Лукулла и Мурены единое стратегическое сооружение с длиной фронта более чем в километр. Всадники Мутация Флакка надежно прикрывали фланги, так что у людей Архелая не было никакой возможности обойти римскую пехоту, пользуясь своим немалым численным преимуществом.
У Суллы было время даже выслушать Карму.
Он рассказал, что к нему тайно явились люди из Афин и сообщили, что есть возможность почти беспрепятственно проникнуть в город.
– Ловушка?
– Они говорят, что это место называется Гептахалкон, совсем рядом с воротами на Пирей. Там есть каменистая круча, поросшая кустарником, она практически не охраняется, поскольку считается неприступной. Но никакая она не неприступная. Надо знать тропу, а по ней спокойно пройдет колонна в два человека, и там ни одного стража.
– Ловушка, – убежденно сказал Сулла.
– Я послал туда двоих, – сказал Карма, – они свободно дошли до самого Акрополя.
– Что нужно этим предателям?
– Еды. Только еды, еды и больше ничего кроме еды. Их семьи умирают. Они ненавидят Аристиона, потому что он обманщик, не хочет умирать вместе с ними.
Эту беседу прервал Лукулл, он тяжело дышал, выражение лица у него было тревожное.
– Их очень много, непонятно откуда они там появляются, мы убиваем, убиваем, рука уже не держит меч…
– Ты просишь подкреплений?
Лукулл раздул ноздри, шумно и зло выдохнув воздух.
– Вот что я тебе скажу – я не дам тебе солдат. У меня осталось всего две когорты в резерве. А полководец остается полководцем только до того момента, когда у него остаются резервы. Лишившись их, он становится таким же рядовым участником сражения, как и всякий прочий человек с оружием на поле битвы.
В шатер ворвался Мурена, он выглядел примерно так же, как явившийся раннее Лукулл.
– Вот, и ему нужны подкрепления, и он тоже их не получит.
– Ты не представляешь, сколько их оказалось за стенами, как будто каждый воин разделился на трое, и теперь все они перед нами.
– И они не выглядят обессилевшими от голода, – добавил Лукулл.
– Вы еще не догадались? Подошел кто-то из полководцев Митридата, а может быть, и сам Митридат, что-то давно о нем не было ничего слышно.