Тёмные воды. Зимний апокалипсис
Шрифт:
«Наверное, это то самое и есть», – подумал я и закрыл книгу.
Угомонив исследовательский зуд, я приступил к ухе. Было два варианта: сварить её на электроплитке в доме или в котелке на дворе. Окончательно распогодилось, небо было чистым, и я выбрал второй вариант. Развёл костёр, подвесил котелок и приступил к кулинарии.
Пока варилась рыба, я пошёл к Егорычу пригласить его к костру угоститься ушицей. Егорыч был не против. Во время разговора к дому подошла Зойка.
– Степан Егорович, – не глядя на меня, обратилась она к деду. – Приходи завтра
– Приду, Зоюшка, – приветливо ответил Егорыч. – А ты в этот-то раз надолго?
– Как Витька заберёт обратно, так и уеду. Должон завтра к вечеру, если не застрянет нигде. Так что не тяни, приходи прямо с утра, часам к девяти.
С этими словами Зойка повернулась и пошла было к магазину, где у неё была комната для сна. Я окликнул её.
– Зоя, пойдём уху жрать, – немного грубовато позвал я.
Зойка заулыбалась, ломаться не стала.
– Ну а чего ж… Приду.
С Зойкой мы были знакомы уже лет семь. Родом она была из такой же деревушки, как и Поляны, десять лет назад закончила торговый техникум в райцентре, там и осталась. И всё это время работала кем-то вроде товароведа в райпотребсоюзе. В её обязанности входило распределять и развозить по глухим деревням продукты, которые не могло дать подсобное хозяйство. В Поляны, ввиду особенностей здешнего контингента, она привозила специальный ассортимент, который включал в себя мясо, муку, и всё остальное, что могло потребоваться немощным старикам, которых, впрочем, с каждым годом становилось всё меньше.
Когда мы впервые с ней встретились, она наезжала в Поляны почти каждую неделю. Тогда местное население ещё насчитывало почти полсотни человек, и обеспечить всех на месяц вперёд было нелегко. С тех пор Зойка успела выйти замуж, пожить пару лет в браке и развестись. О муже Зойка никогда не вспоминала, я знал только, что был он вечно молодым, вечно пьяным и подшофе регулярно поколачивал свою красавицу жену. А та терпела, терпела и не вытерпела: как-то раз в отчаянии схватила кухонный нож, да и резанула ненаглядного по руке, повредив ему сухожилия. Суд Зойку почти что оправдал, но для острастки всё-таки приговорил к году условно.
Два года назад у меня с Зойкой был двухдневный роман, закончившийся с её отбытием в райцентр. В прошлом году вместо Зойки продукты в Поляны привозила Светлана Афанасьевна, крупная тётка лет за пятьдесят, так что возможности продолжить крутить любовь у нас с Зойкой не было.
Через час мы втроём устроились у меня в саду возле костра и шумно хлебали уху из алюминиевых мисок. Затем я на оставшихся углях поставил печь замаринованное на скорую руку мясо, а Зойка разлила в кружки предусмотрительно принесённое с собой в двух баклажках пиво.
Хлебая пенный напиток и глядя в вечереющее небо, я почувствовал умиротворение. Огород зарос высокой травой, и я просто плюхнулся туда навзничь.
– Стас, вот ты у нас парень столичный, умный… – затянула Зойка.
– Эээээй! – подхватил я. – Не нужно прерывать мою нирвану дурацкими вопросами! Кстати, а где твой «жигуль»? не дожил до светлого будущего?
– Так мне перестали бензин-ремонт компенсировать. А зарплата и без того мизерная… ну и гуляй Вася – чего же я буду на свои по району мотаться? Вот Витька теперь и возит.
– Только возит? – попытался я подколоть, но спохватился, что шутка неудачная и неуклюже попытался сменить ему:
– Ты что привезла-то?
– В основном, консервы, немного алкоголя, сахар, конфеты, печенья… – начала перечислять Зойка.
– Сахар, вишь, у меня ещё неделю назад кончился, – вставил Егорыч. – Сахар – это вовремя.
– Скоро к вам возить перестанут, – сказала Зойка. – Невыгодно, бензина больше уходит.
– Как это так – перестанут? – возмутился Егорыч. – А нам тут чего ж? на подкожных кормах доживать?
– Да сколько вас тут осталось-то? Три старика. Перевезут в дом престарелых, и всё.
– Меня в дом престарелых? Да ни за что! Где родился, там и помру. Я тут всю жизнь безвылазно… никуда не уеду!
– Да ладно тебе, Степан Егорыч, не ерепенься… – примирительно сказала Зойка. – Это же не прям вот завтра, поживёшь ещё. А может… – Зойка осеклась.
– Что «может»? Может помру поскорее, чтоб для меня сюда «газель» вашу не гонять? – взорвался Егорыч.
– Да что ты, Степан Егорыч, никто тебе смерти не желает. Начальство варианты прикидывает.
– Людоедское оно, начальство твоё, – проворчал Егорыч. – Варианты у него, вишь…
– Капитализм, дык! – попытался я разрядить обстановку, но снова неудачно: заведшегося Егорыча было не заглушить.
– Да вот ещё и капитализм ваш, на хрен бы он кому сдался. Жили хорошо при социализме, нет! всё поломали, всё порушили! Зачем нам капитализм этот притащили? Раньше-то вот хоть Генка на мотоцикле в район сгоняет, да привезёт всем, кто чего просил… а нынче как? Генка уехал, а у меня, едрён-батон, даже лошади нет.
– Не бросим тебя, Степан Егорыч, не волнуйся, – всё старалась замять ушедший не в ту сторону разговор Зойка.
Помолчали. Мясо допеклось, я снимал его с шампуров и раскладывал на три фаянсовые тарелки. Зойка разлила из второй баклажки, на душе повеселело. Я уселся в травку, жевал пахнущее костром мясо, запивал пивом и смотрел в небо. Над горизонтом сияла полная Луна и всё вокруг заливала ярким светом. Зойка пила пиво жадно, большими глотками, мясо почти не ела. Егорыч, наоборот, кружку отставил в сторону и налегал на шашлык.
– Хорошо тут, безлюдно и спокойно, – сказала Зойка. – Как будто на другую планету попадаешь. Тишина, уют. Ни тебе политики, ни экономики, никаких новостей, словно жизнь замерла. Остановись, мгновение…
Я подумал, что Зойка, которая не видела столичной жизни с её бесконечной суетой и сумасшедшим ритмом, даже не знает, насколько она права.
– Поэтому Игорь и выбрал ваши Поляны десять лет назад, – подтвердил я. – Почти теми же словами рассказывал: мир без часов, говорил, мир без времени.