Темные врата
Шрифт:
– Убийца… – прохрипел он. – Ты убийца… Убийца…
Один из стрельцов шагнул к Крысуну и замахнулся мушкетом.
– Нет! – крикнул Глеб, но опоздал – приклад мушкета резко опустился Крысуну на лицо и с хрустом смял ему череп.
3
Начальник охоронцев Бун поднял голову и огляделся. Что-то мешало ему, заслоняло глаза. Он провел дрожащей рукой по лицу и понял, что лоб, глаза и щеки его залиты липкой, уже успевшей остыть кровью.
Но кровь была чужая –
Хорошо.
Бун осторожно огляделся. Ни стрельцов, ни самого Глеба Первохода в зале не было. Голоса их раздавались наверху, в покоях Крысуна Скоробогата.
Бун поднялся на ноги. Голова его, оцарапанная пулей, еще чуть-чуть болела. Но за свою долгую жизнь Бун получал и не такие ушибы. Уже через полминуты он полностью забыл о своей ране.
Оглядевшись, он увидел Крысуна. Хозяин лежал на полу, возле помоста, и выглядел очень скверно. Скверно – не то слово. Хозяин выглядел мертвым. Очень мертвым.
С тоскою глядя на Крысуна, Бун, почти не отдавая себе отчета в том, что делает, опустил руку в карман, нащупал лежащий там предмет и произнес заклинание:
– Встань, хозяин! Вернись из царства Нави! Заклинаю именем темных богов Гиблого места – встань!
Прошел миг, другой – и вдруг Крысун зашевелился на полу. Расцарапанное, покрытое синяками лицо Буна вытянулось от изумления. Крысун приподнял голову, потом, издав протяжный, тяжелый хрип, сел на полу и уставился на Буна пустым, бессмысленным взглядом.
Бун поежился от страха. Голова Крысуна все еще была смята.
– Хозяин… – тихо окликнул Бун.
Голова Крысуна задергалась, и вдруг кости его черепа с треском начали расправляться. Крысун схватился за голову и приглушенно вскрикнул от боли. На лице Буна появилась испуганная улыбка.
– Я вернул тебя, хозяин! – негромко воскликнул он. – Я вернул тебя!
Наконец разбитые кости купца срослись, и череп его приобрел первозданный вид. Лишь подтеки крови да оставшиеся припухлости на лице свидетельствовали о том, что еще минуту назад голова его была похожа на расплющенную яичную скорлупу.
Поморщившись, Крысун облизнул губы и глухо, будто грудь его была придавлена камнем, проговорил:
– Как… – Голос, выходящий из перешибленной и вновь восстановленной гортани, еще плохо слушался его. – Как ты это… сделал?
Веки Буна дрогнули.
– Я был в Повалихе, – сообщил он. – И принес оттуда кой-чего.
– Что… – Крысун снова поморщился и потер пальцами горло. – Что принес?
Наверху послышались голоса. Начальник Бун тревожно поднял голову, вслушался, потом снова взглянул на Крысуна и сказал:
– Нам надо торопиться, хозяин. Скоро Первоход со своими людьми вернется. Если они увидят, что ты жив…
– Подай руку! – все еще морщась от боли, но уже овладев своим голосом, велел Крысун.
Бун помог ему встать.
– У меня странное чувство, – сказал Крысун, покачиваясь. – Будто я мертв, но вижу сон, что я жив.
– Ты и был мертв! – выпалил начальник Бун, но хозяин или пропустил его слова мимо ушей, или попросту не расслышал их. Он взглянул на Буна немного затуманенным взглядом, нахмурился и спросил:
– Что у тебя с головою?
Бун потрогал руками волосы. Пара темных клочков осталась у него в пальцах. Уставившись на выпавшие волосы, Бун растерянно вымолвил:
– Волосы падают.
Наверху снова послышался какой-то шум.
– Надо уходить, – сказал Бун.
Крысун глянул на его череп – кое-где лысый, кое-где волосатый – и неприязненно велел:
– Надень шапку.
Бун послушно поднял с пола шапку и нахлобучил ее на голову.
– А теперь помоги мне идти, – сказал Крысун. – Ноги еще плохо меня слушаются.
– Это пройдет, – ободряюще сказал ему начальник Бун. – Полчуда не бывает. Если чудо случается, то все целиком. Погоди чуток – и станешь как новенький. Идем!
Он обнял хозяина за талию и, бережно поддерживая Крысуна, повел его к выходу.
4
Мрачно было на сердце у Глеба Первохода, когда он вернулся в Хлынь-град с подводами, груженными богатством Крысуна Скоробогата. Золото, серебро, самоцветы, драгоценные каменья – казалось, всему этому нет числа.
Время от времени Глеб замечал, какими алчущими взглядами смотрят на подводы его стрельцы. Да и сам Глеб чувствовал себя легионером, возвращающимся из военного похода с богатой добычей. Не хватало только мешков с пряностями и закованных в колодки рабов.
– Прав ли я? – снова и снова спрашивал себя Глеб и не находил ответа.
Три часа спустя он задал тот же вопрос княгине, лежа с нею перед камином на мягком, пушистом персидском ковре, с серебряным кубком в руке.
– Прав ли я, Наталья?
– Ты сделал то, что должен был сделать, – сказала Наталья, задумчиво поглядывая на огонь. Затем чуть-чуть пригубила из своего кубка и перевела взгляд на Глеба: – Ты ведь не мог поступить иначе, правда?
– Правда, – признал Глеб. – Но если я прав, то почему мне так хреново?
Княгиня поставила кубок на низкий восточный столик, а сама прилегла Глебу на грудь и погладила его узкой теплой ладонью по щеке.
– Это потому, что до сих пор ты проливал только кровь нелюдей и темных тварей. А теперь на твоем пути встали люди. Злые люди. Твои враги. Твое сердце сжимается от жалости к ним, но ты вынужден делать то, что должен. Ни одно благое дело не приживется, если оно не орошено кровью. Так устроен мир.