Темные врата
Шрифт:
Глеб слушал взволнованный отчет старосты с напряженным вниманием, не упуская ни одного факта и время от времени вставляя короткие, уточняющие реплики. И чем больше он слушал, тем больше мрачнело его лицо.
Подошел Кудеяр. Подождал, пока староста замолчит, потом заслонился рукой от яркого факела, который пронес мимо охоронец, и спросил:
– Что думаешь, Первоход?
Глеб несколько секунд молча курил – не столько размышляя, сколько убеждая себя в том, что не принять правду не получится. Значит, нужно принять.
– Судя по описанию, –
– Если это так, то…
Кудеяр замолчал, отвлекшись на охоронцев, которые пронесли мимо на растянутом плаще куски того, что когда-то было человеком. Даже в темноте было видно, как побледнел Кудеяр и как дернулось его лицо.
– Первоход, я…
– Если тебе худо, можешь отойти, – разрешил Глеб.
Кудеяр, однако, не ушел. Он достал из кармана кафтана платок, пропитанный пахучим и терпким настоем бодрун-травы, и поднес его к лицу.
Один из десятников, стоявший неподалеку и руководящий уборкой трупов, приблизился к Глебу и осторожно тронул его за плечо.
– Прости, добрый господин, – спросил он, – ты упомянул Повалиху?
Глеб внимательно посмотрел на широкое, изрытое глубокими морщинами и шрамами лицо десятника.
– Да. А что?
Десятник сдвинул тронутые сединой брови, снял шелом и вытер рукавом поддевки потный лоб. Кольчуга тихонько скрежетнула у него под мышкой.
– Много странного я слышал в последние месяцы об этом селе, – глухо произнес десятник.
– И что же ты слышал?
– С полгода тому назад пришли в Хлынь-град два повалихинских мужика. Выглядели они как добытчики…
– Ты говоришь про добытчиков бурой пыли?
– Да.
Глеб затянулся самокруткой и отшвырнул окурок в сторону.
– Добывать бурую пыль запрещено, – резко сказал он. – Я выставил кордоны на подходах к Гиблому месту.
– Верно, – кивнул десятник. – Но добытчики – народ ушлый, многие из них научились обходить наши кордоны.
Он замолчал, ожидая от Глеба разрешения продолжать. И Глеб спросил:
– Что дальше?
– Я сам при том не был, но прохожие говорили, что эти два мужика творили возле кружечного дома чудеса. Один из них заставил человека сгинуть.
– Как это? – не понял Глеб.
– Да так. Сказал ему – сгинь! Тот и сгинул. Будто и не было его. Куды ты с носилками, мяфа! – заорал вдруг десятник на шарахнувшегося от него ратника. – К возкам неси, к возкам!
Десятник снова повернулся к Глебу и с досадой изрек:
– Совсем ратники ополоумели. Вроде и смерть часто видели, а тут как с ума посходили. Непривычное дело: трупы на улицах родного города.
– Это верно, – сухо согласился Глеб. – Ты не дорассказал историю про добытчиков. Что ж было потом?
– Потом? – Десятник нахмурился и потер ладонью бородатую щеку. – Потом случилось другое чудо. Но что там было в точности, сказать не могу. Одни говорят, что оба добытчика провалились под землю. Другие – что земля разверзлась, и черная лапа Велеса утащила обоих в мрачные недра.
Десятник замолчал. Глеб обдумал его слова. Интуиция подсказывала ему, что все это – и чудеса, которые показывали в Хлынь-граде повалихинские добытчики, и лысые твари, совершившие набег на Хлынь, и дикари-уроды, напавшие на Рамона и Хлопушу, – все это звенья одной цепи. И что все эти события – лишь начало. И что самое страшное грядет впереди. Прежде интуиция не раз спасала Глебу жизнь. Но мог ли он доверять ей сейчас? Он давно не ходил в Гиблое место. Чувства и ощущения его были уже не так остры, как прежде. Да и силы в себе прежней Глеб не чувствовал.
Нападение чудовищ и впрямь было похоже на разведку боем. На этот раз они убрались восвояси. Но что будет, коли решат напасть еще раз? Сила у них огромная. Если верить Рамону и Хлопуше, каждая из этих тварей лютостью и мощью не уступит оборотню. И то, что Глеб увидел и услышал сегодня, подтверждало их слова.
Пока Глеб размышлял, пожилой десятник стоял рядом и терпеливо ждал. Наконец Глеб прервал молчание и спросил:
– Значит, оба были из Повалихи?
– В точности так, – кивнул десятник. – У меня среди ратников есть один повалихинский. Могу его кликнуть.
– Ну, кликни, – разрешил Глеб.
«Повалихинский» оказался рослым молодым парнем с курчавой белесой бородкой. Десятник объяснил ратнику, для чего его позвали. Тот выслушал, кивнул, перевел взгляд на Глеба и почтительно заговорил:
– У меня в Повалихе родичи, добрый господин. Несколько месяцев тому назад я был там. Они все как с ума посходили. Поселили в старостиной избе заезжих скоморохов и каждый день с вечера до зари смотрели их представления.
– Ты тоже смотрел?
Парень покачал головой:
– Нет. Я скоморохами с детства напуганный. Не люблю их.
– Что еще скажешь?
– Да что сказать… Спятили они от этих представлений. Все приставали, чтоб я с ними пошел. А после, когда я отказался, прицепились с какой-то вещицей – возьми да возьми. «На кой, – спрашиваю, – ляд?» «А это, – говорят, – не простая вещь, а чудесная. Все, что ни пожелаешь, исполнит».
– И ты взял?
Молодой ратник вновь отрицательно качнул головой:
– Нет.
– Почему?
– Не люблю я чудных вещей. И слова твои, советник, твердо помню.
– Какие слова?
– Об том, что у любого чуда ноги растут из Гиблого места.
Глеб внимательно вгляделся в лицо парня.
– Боишься, значит, Гиблого места?
Парень покосился на пожилого десятника и ответил:
– Не боюсь. Коли прикажешь, поеду и сделаю, что нужно. Но по доброй воле башку туда никогда не суну.
– И правильно сделаешь, – одобрительно произнес Глеб. – Побольше бы нам таких, как ты.
Переговорив с парнем, Глеб продолжил изучать место происшествия. В темной толпе он вдруг заметил Рамона и Хлопушу. Эта чудаковатая пара сильно выделялась на общем фоне. Рамон – изысканным гофским одеянием, Хлопуша – ростом и габаритами.