Тёмные времена II. Искры черного пламени
Шрифт:
Мужчина опустился обратно в кресло, просмотрел бумаги, сложенные на столе ему для подписи, и задумчиво откинулся на спинку, глядя в потолок.
Проклятая Темная Империя, проклятый император… Его трясло от одной только мысли обо всех этих чудовищах, сосуществующих совсем рядом с ними. И он совершенно не понимал, почему король не искоренит всю тьму, глубоко проросшую хищными корнями в эту землю, в души этих людей и… нелюдей. И его просто приводила в отчаяние ненадежность людей, которые были в подчинении – кто-то искренне верил в то, что таким образом несет свет заблудшим душам, но большинство из этих отморозков – мародеры и убийцы, которым разрешили грабить и убивать под знаменем добра. Но
Тихий стук в дверь вырвал его из раздумий. Мужчина досадливо поджал губы и едва сдержался, чтобы не рявкнуть на тех, кто решился его побеспокоить. Но он знал, что так просто к нему обычно не стремятся, а значит, дело срочное.
– Войдите, – коротко бросил он.
В кабинете появились двое гвардейцев, крепко держа под руки совсем еще молоденькую девчонку, довольно симпатичную, но одетую в жуткое рванье. Так показалось Джодоку, когда он окинул ее мимолетным взглядом, но присмотревшись, герцог понял – одежда была грубой, но тщательно выстиранной и заштопанной, что говорило об исключительной аккуратности его невольной гостьи. Ворракийский на мгновение задумался, зачем солдафоны притащили ее сюда: обычно, если им кто и приглядывался, развлекались они с привлекшими их внимание в обход разрешения от своего господина. Чаще всего такие девчонки проходили через множество рук, и счастье – а может, и несчастье, – той, если она оставалась жива после того, как ее оприходовали с десяток гвардейцев. Впрочем, гулящих девок в городе было значительно меньше, чем желающих их общества мужчин, а уж цены частенько отпугивали солдат, не имеющих возможности утолить свой животный голод. Поэтому герцог вполне благосклонно относился к тому, что его гвардейцы, чтобы не озвереть окончательно и не нарушить приказы своего господина, изредка развлекались подобным образом. Все равно жалоб на них не поступало.
Джодок понимал, что так относиться к своим подданным – не самый лучший вариант, но ничего поделать с собой не мог. Он ненавидел находящиеся в его владениях как города, так и деревни, селения – все, где были эти людишки, которые, стоило только Темной Империи вторгнуться в пределы территорий Ворракийских, сдались и как лживые шлюхи подстелились под этих исчадий мрака. Не сопротивлялись, предпочитая жить под гнетом нелюдей, чем сложить свои жизни во имя Света. И это при всем при том, что отец делал все для того, чтобы облегчить жизнь своему народу. Будь воля Джодока, он бы просто все спалил здесь, сложил для этих предателей погребальный костер, на который возвел бы их еще живыми. И с удовольствием следил за тем, как они корчатся и воют от боли, а их души покрываются черным, жирным пеплом и падают во Тьму, в вечные мучения.
Да вот только тогда он лишится источников дохода, необходимых для содержания личной армии, необходимой ему по положению в обществе – чтоб в любой момент прийти на помощь своему монарху, и на тайные отряды вроде недавно уничтоженного ругару. Эти хорошо дисциплинированные группы мародеров и убийц, людей без чести и жалости, и жестоких ровно настолько, насколько это требовалось герцогу, он держал ради мести. И выжидал, когда же сможет нанести удар по ненавистным темным. Но цель пока еще была далека. Ради нее нужно было сделать очень многое, и Ворракийский никогда бы не свернул с намеченного пути.
Девушка непокорно сверкала серыми глазами и старалась держать спину ровной, но разбитые в кровь губы предательски дрожали, показывая, насколько ей страшно. Надо признать, мордашка у нее действительно ничего. Как и все остальное.
– В чем дело? – устало осведомился мужчина, глядя на вошедших.
– Ее поймали на краже зерна, – отрапортовал один из вояк, встряхнув девчонку.
У той лишь голова мотнулась, закрывая покрытое синяками лицо спутанными русыми волосами.
– Стараешься для них, ночей не досыпаешь, а эти неблагодарные людишки еще и заставляют тебя с кражами разбираться, – досадливо бросил Джодок. – Зачем ты воровала?
– Зачем? – изумилась девчонка и гордо выпрямилась. – Да ты посмотри вокруг! Мы голодаем, с вашими вымогателями у нас нет и семян для посевов, а значит – нет возможности даже выжить!
– Господин, – коротко сказал один из гвардейцев и наотмашь ударил ее по лицу.
– Господин, – вместе с кровью выплюнула девушка, испачкав дорогой ковер. – Повышаете налоги, обираете нас до последних рубашек – и ждете благодарности? Ее не будет – сдохните, ублюдки!
Последние слова она выкрикнула в лицо спокойно сидящего мужчины.
Он чуть приподнялся, заметив странные зеленоватые искорки, мелькнувшие на серых радужках. Светловолосый встал из-за стола и вплотную подошел к пойманной воровке. Чуть помедлил, а потом с силой ударил ее в живот. Девчонка согнулась, хватая ртом воздух, и по щекам потекли слезы боли и отчаяния.
– В моем городе не будет преступлений, – ровно сказал он. – Мне совершенно неважно, по какой причине они совершены. Не хотите голодать – работайте. Работайте столько, сколько нужно, и не смейте обвинять власти в том, что они не заботятся о вас. Вшивых и совершенно бесполезных шавках, крутящихся у ног тех, кто держит на своих плечах всю Светлую Землю. Как думаешь, сможешь отработать то, что пыталась украсть?
Она с ужасом посмотрела на него, и губы жалко искривились. Джодок смотрел на нее сверху вниз – в его глазах не было ни намека на сочувствие, лишь сдержанное любопытство. Так алхимик смотрит на подопытную крысу, на которой решает проверить свой очередной эликсир.
– С ней был еще кто-то? – поинтересовался он, не сводя задумчивого взгляда с пленницы.
– Да, – коротко ответил один из гвардейцев. – Двое парней. Одного пришлось убить – он пытался напасть на прибывший патруль с кинжалом. А второй ждет вашего решения.
– Повесить его, – распорядился герцог, и солдат кивнул. Джодок заметил, что девчонка молча разревелась: очевидно, тот был ее дружком. – Пусть эта воровка посмотрит на казнь. А после я хочу, чтобы вы с ней развлеклись, как следует. Таким, как она, должно знать свое место.
Вынося такой приговор, он рассчитывал, что девушка повалится ему в ноги и начнет вымаливать прощение, но он ошибся. В расширенных зрачках плескался ужас, она почти задыхалась от страха, прекрасно понимая, что ее ожидает в будущем, кусала губы до крови, но не сказала ни единого слова. Упрямство и готовность идти до конца, но не признать совершенное ею преступлением, поразили герцога и разгневали его. Он жестом отпустил гвардейцев, задумчиво наблюдая, как бессильно обвисшую в крепких руках девушку выволакивают из его кабинета.
Спустя несколько минут с площади послышался шум, и Джодок не смог совладать со своим любопытством: подошел к окну и с интересом проследил за разворачивающимся зрелищем.
Пойманный на краже дружок девчонки выл, рыдал и молил о прощении; кажется, клялся Светом, что больше так поступать не будет и что его вина слишком мала – им не удалось утащить из хранилища ни зернышка, – а потому он не заслуживает столь сурового наказания. Когда ему стало ясно, что решения герцога не изменить слезными мольбами, парень начал плеваться проклятиями и призывать кары небесные на голову ненавистного народу Ворракийского. Собравшаяся перед местом казни толпа вопила и улюлюкала: бесплатные зрелища, будь то повешение, четвертование или выступление циркачей, вызывали восторг у этих погрязших в невежестве оборванцев.