Темные времена

Джуэл Белла

— Если она там, то блядь будь уверен, что я туда пойду. Ты хочешь наказать меня, накажи меня, позволив мне рисковать своей жизнью. Она там из-за меня. Я буду тем, кто позаботится о том, чтобы она выбралась. Я облажался, и всё исправлю. Попробуй остановить меня, Малакай. Я, блядь, осмелюсь.

Челюсть Малакая сжимается, и он смотрит на меня так, словно хочет оторвать мне голову, но больше не спорит.

— Давай, поторопись, будь на связи. Все чертовски плохо. Действительно, чертовски плохо, — рычит он.

Я киваю и поворачиваюсь к Слейтеру.

—

Скажи мне, что я должен сделать.

Слейтер свирепо смотрит на меня.

— Если она умрёт, я тебя уберу. Надеюсь, ты, блядь, это знаешь.

Да.

Я знаю это.

И он будет не единственным.

Глава 23

Чарли

Сейчас

— Здравствуй, милая.

Сколько раз я жалела, что мой отец не назвал меня так, и это было искренне. Услышав эти слова от него сейчас, когда я стою перед ним, мне хочется заткнуться. Они произнесены с чистой ненавистью, раскалённой и неподдельной. Я смотрю ему в глаза, потому что будь я проклята, если склонюсь перед ним. Я уже не та испуганная маленькая девочка, какой была много лет назад. Не сейчас. Я сильнее, и он не победит.

Даже если он будет пытать меня.

Или убьет.

Он не увидит, как я рассыплюсь в прах.

— Привет, папочка, — холодно улыбаюсь я.

Годы, проведённые в тюрьме, состарили Бенджамина «Шанкса» Мастерса, но он по-прежнему сохраняет свою власть. Его тело по-прежнему крупное и сильное, и, хотя волосы уже поседели, а на тех местах, где когда-то была безупречная кожа, появились морщины, он всё тот же мужчина, каким был раньше. Холодный, безжалостный, с такими пустыми глазами, что хочется уйти в себя.

Но я не стану отступать.

Только не от себя.

Только не для него.

— Годы были добры к тебе, Шарлин, — произносит он, пристально глядя на меня. — Ты очень похожа на меня.

Какое грёбаное оскорбление.

— Ну, разве мне тогда не повезло?

Его глаза сужаются, и он делает шаг вперёд, беря меня за подбородок.

— Может, ты и стала старше, но ты не будешь относиться ко мне неуважительно

— Или что? — огрызаюсь я, вырывая голову из его хватки. — Ты будешь пытать меня? Убьёшь меня? Убьёшь всех, кого я люблю? Чёрт возьми, сделай это, дорогой папочка. У меня нет никого, кого я любила бы. И мне будет всё равно, даже если ты заберёшь мою жизнь.

Его глаза вспыхивают, а затем он разражается раскатистым смехом.

В детстве я ненавидела этот смех.

Сейчас я ненавижу его ещё больше.

— О, Шарлин, какая же ты глупая. Ты можешь трепать языком, но это не делает тебя менее жалкой, чем ты была в детстве. Жалкой и слабой, и я заставлю тебя пожалеть, что ты вообще родилась на свет.

— О, но ты уже сделал это. Я желаю этого каждый день, и всё же я здесь, всё ещё здесь, по-прежнему испытываю ужас от того, что я твоя кровь. Так что приложи все усилия. Делай, что должен. Я здесь больше не для того,

чтобы преклоняться перед тобой.

Он хватает меня за подбородок, как обычно, только на этот раз сильно. Так сильно, что я не могу отстраниться, хотя, можете быть уверены, я стараюсь. Я хмуро смотрю на него, пытаясь скрыть гримасу боли, которая отражается на моём лице.

— Будь чертовски осторожна. Я провёл десять лет в тюрьме из-за твоей ошибки, малышка. Можешь быть уверена, я заставлю тебя заплатить за это самым ужасным образом из всех возможных.

Он смотрит мимо меня, на пятерых других мужчин в комнате, и улыбается.

— Ты думаешь, я не смогу сломить тебя? Но, моя дорогая, я могу. Все эти мужчины долгое время были без женщин. Интересно, как им понравится по очереди ласкать твоё пухленькое тельце?

Страх пронзает мою грудь.

Он бьёт меня прямо по тому месту, где, как он знает, будет больно.

Конечно, я недооценивала его, это всегда было моей ошибкой.

Он всегда был на шаг впереди. Пытки, убийства, конечно, он не собирался их применять.

Он знает, что случилось со мной в детстве, а это значит, что он точно знает, как уязвить мои слабые места.

Но я никогда, никогда больше не покажу ему, что боюсь.

Я смотрю ему в глаза и бормочу:

— Звучит чудесно.

На мгновение в его глазах мелькает замешательство. Это ненадолго, но оно есть. Удовлетворение, которое я испытываю, видя это, придает мне смелости. Он не собирается меня изматывать. Я сильнее всего, что он может предложить. Даже если внутри моё тело кричит мне, чтобы я убегала, а страх цепляется за моё сердце, пытаясь проникнуть внутрь.

Он этого не увидит.

— Очень хорошо, давай посмотрим, сколько времени тебе потребуется, чтобы прекратить это маленькое представление и взмолиться о пощаде. Не думаю, что это займёт много времени.

Он отпускает меня и поднимает руку, щёлкая пальцами.

— Отведите её в подвал, делайте с ней, что хотите, я скоро спущусь.

Двое мужчин, которые держат меня, передают меня трём другим, у всех на лицах мерзкие ухмылки.

— Но сначала, — говорит Шанкс. — Прежде чем вы позабавитесь с ней. Заставьте её страдать. Заставьте её гореть. Сделайте ей больно. Причините как можно больше вреда снаружи, а потом наслаждайтесь внутри.

Я стискиваю зубы, и по моей коже пробегают мурашки, потому что я знаю: с чем бы я ни столкнулась, это будет не из приятных.

Нет.

Это будет ужасно, мерзопакостно, и это самое худшее, что я когда-либо переживала в своей жизни.

Монстр наконец-то вонзит в меня свои зубы.

И вырвет мою душу раз и навсегда.

***

Чарли

Сейчас

Есть боль.

А потом наступает агония.

С болью можно справиться. Можно стиснуть зубы и справиться с ней. Можно принять что-нибудь, чтобы облегчить её. Можно найти способ обойти её.