Темный ангел
Шрифт:
Тем не менее я не понимала, каким образом Штерн узнал о кончине Берти. Констанца была способна оповестить о ней и через «Нью-Йорк таймс», но она этого не сделала. Констанца же не стала давать никаких объяснений.
– О, он все знает, – беззаботно сказала она. – Монтегю всегда все слышит.
С этого дня Констанца стала поправляться. Следы печали еще оставались, но она вышла из состояния меланхолии. Она вернулась к делам и несколько месяцев трудилась с неослабевающей энергией.
Втайне я надеялась, что эта встреча ознаменует сближение между Констанцей и ее мужем.
Конец войны означал, что она получила свободу путешествовать. Настали годы, связанные с самолетами, поездами, пароходами, годы, преисполненные стремительных посещений послевоенной Европы, коротких переездов из Венеции в Париж, из Парижа – в Экс, из Экса – в Монте-Карло, а оттуда – в Лондон.
С течением времени эти посещения стали носить случайный характер. В полночь Констанца могла решить, что утром пора покидать Европу. Работу она забросила – клиенты могут подождать! Сначала я путешествовала с ней, но по мере того, как шло время, Констанца давала понять, что предпочитает путешествовать в одиночку. Меня оставляли, как выражалась Констанца, хозяйничать в лавочке. «Будь добра, Виктория, – могла сказать она. – У тебя так отлично все получается».
Я с опозданием поняла, что была и другая очевидная причина, по которой Констанца предпочитала оставлять меня. Мне было шестнадцать, когда я поняла, что путешествует она не одна, она ездила к любовникам или встречалась с ними. Даже тогда я старалась не видеть очевидного. Я не называла их любовниками, тех мужчин, которые со скоростью света пролетали через жизнь Констанцы, то появляясь, то через неделю получая отставку. Обожатели, говорила я себе в шестнадцать лет. Мне было восемнадцать, когда пришлось признать, что не все из них столь мимолетны и что имеется постоянный набор, который включает в себя тех близнецов, что были лет на двадцать моложе Констанцы, – Бобси и Бика.
Темперамент Констанцы, которому вообще были свойственны вспышки, по мере того как шло время, обрел еще более взрывной характер. Она могла быть властной и раздражительной; она приходила в ярость, если ей казалось, что ее излишне донимают расспросами или наблюдают за ней.
Я росла, и мне казалось, что Констанца теперь испытывает ко мне меньше любви. Возвращаясь из своих путешествий, она одаривала меня насмешливой ухмылкой; она могла сказать тоном обвинителя: «Ты подросла еще на дюйм». В другие времена она обрушивала на меня водопады обаяния, засыпала меня градом подарков. Когда мне минет двадцать один год, как-то сказала Констанца, она сделает меня своим партнером. А тем временем поступил заказ – ужасно симпатичный домик, не могу ли я заняться им? Я могу сразу же приступить к делу: она будет звонить мне, проверять детали из ее убежищ в Венеции, Париже или Эксе.
Таким образом, в конце 1950 года, незадолго до моего двадцатилетия, мне пришлось провести день в округе Вестчестер. Роза Джерард ждала меня в своем двенадцатом доме. Констанца сказала, что наконец решила бросить меня в клетку со львами, ибо на другой
Так же считали и мисс Марпрудер, и ассистентки, и секретарши, и вообще весь штат. Они устроили в мою честь небольшую вечеринку, дабы ознаменовать начало моего пути. В качестве подарка на счастье мне вручили пару затычек для ушей.
– Чтобы ты была на триста процентов тверда с ней, – сказала Констанца, провожая меня.
Секретарши стонали от смеха.
– Не забудь спросить ее о детях! – крикнула одна такая умница.
Я одарила их холодным взглядом. Я сказала себе, что они ведут себя как дети. Поскольку мне было почти двадцать лет, я была исполнена оптимизмом неопытности и убедила себя, что справлюсь. Да, с Розой Джерард нелегко, но мне удастся управиться с ней. С любым клиентом можно договориться. Просто я должна правильно вести себя.
Я вернулась домой через десять часов. Я была разбита и уничтожена.
– Констанца, пожалуйста, – сказала я. – Прошу тебя. Не заставляй меня. Она мне нравится, но работать с ней я не могу. Не уезжай в Европу. Останься. Или еще лучше, дай ей кого-нибудь другого.
– Она тебя полюбила, – ответила Констанца. – Как ты уехала, она уже три раза звонила. Она считает, что ты просто восхитительна. Симпатичная. Интеллигентная. Красивая. Оригинальная. Она без ума от тебя. – Констанца улыбнулась. Ей эта ситуация откровенно нравилась.
– Меня нет, – сказала я. – Что бы там Роза Джерард ни думала, я мертва. Я отмахала восемьдесят тысяч миль. Как и ее мужья, я скончалась. От меня ничего не осталось. – Я остановилась. – И, кстати, ты была не права на этот счет. О мужьях, я имею в виду. У нее был только один. И есть только он один. Выживший Макс.
– Неужто я ошиблась? – Констанца бросила на меня невинный взгляд. – Во всяком случае, получилась хорошая история. Но остается главное: если ты сработаешься с ней, то сработаешься с кем угодно. Миссис Джерард твоя. Как и ее мужья – прошу прощения, муж. И дети. Расскажи мне, ты встречалась с кем-нибудь из них?
– Да. С одним. – Я помедлила. – И только накоротке. Когда приехала и когда уезжала.
– Я тебе говорила. Они все разлетелись. Редкие птички. Но ты все же видела хоть одного. Потрясающе! Которого?
– Одного из сыновей.
– И? И? – Констанца наклонилась ко мне. – И как он выглядит? Я хочу узнать все подробности. Ты что-то не очень общительна…
– Это он был необщителен, так что никаких подробностей не существует. Он сказал лишь «здравствуйте» и «до свидания». Вот и все.
– Не могу поверить. Ты что-то скрываешь. Я вижу.
– Ничего подобного. Говорю тебе: нас представили друг другу, мы обменялись рукопожатием…
– Он тебе понравился?
– У меня не было времени разбираться, понравился или нет. Хотя, похоже, я у него симпатии не вызвала…
– Не может быть!
– Очень может быть. Может, у него аллергия на декораторов. И в тех обстоятельствах я могу его понять.
– Мда… В самом деле. Могу себе представить. – Констанца слегка нахмурилась. – И кто из них это был?