Темный дом
Шрифт:
Гаечка уперла в бока кулаки.
– А у меня, может, «чуйка» проснулась!
Садовников матюгнулся про себя. Недаром ребята говорят, что баба в Зоне – это еще хуже, чем баба на корабле. Никакого сексизма, только жизненный опыт – сын ошибок трудных!
– Лучше бы твоя «чуйка» о «зыбучем камне» предупредила! – высказался он.
– Увы и ах: она проснулась, когда я вляпалась. – Гаечка посмотрела Садовникову в глаза. – Я внезапно увидела себя сталкером, у которого много денег и жизнь, полная драйва!
– О-о, – простонал Садовников,
Он сразу понял, что это внезапное просветление Гаечки по времени совпало с его кратким, но сочным видением активной Зоны. Поэтому сталкер даже не подумал смеяться над фантазиями москвички, тем более – пытаться ее уязвить. Зона подбросила им очередную загадку, вот только непонятно, то ли это действительно было вроде откровения, то ли – злая шутка.
– За нами следят, – сказала вдруг Гаечка. – Ближайшая пятиэтажка, второй этаж. Второе окно слева. Только что закрылись жалюзи.
«Глазастая, однако! – удивился сталкер. – Или это заговорила „чуйка“?»
– Пойдем-ка. – Садовников набрал полную ладонь гаек.
Ровная и не загроможденная мусором дорога искушала, но сталкеры избегают прямых и очевидных путей. Тем более что дальше в кювете просматривалась большая темная куча. Гаечке, ясное дело, это пока ни о чем не говорит, но он-то знает, как выглядят сваленные друг на друга давно истлевшие останки. Кто-то нашел последний приют в таком неприглядном месте, возможно, это была еще советская десантура, которой полегло в окрестностях Бердска сразу после Посещения – видимо-невидимо.
Тогда он решил вести Гаечку через детскую площадку, мимо обросших «мочалом» качелей, горок и ракет из арматуры. Однако, одолев метров десять, он стал сомневаться в правильности выбранного маршрута: больно уж недобрая аура царила в этом месте. Пятиэтажка нависала над двором мрачным утесом. Качели отбрасывали неправильные разнонаправленные тени, отовсюду веяло запахом горячего железа. В песочнице скрючилась покрытая пятнами роскошной плесени мумия в летней «флоре». Из-под покойника выглядывал край схлопнувшейся и нефункционирующей «пустышки». Садовников ничего не сказал о хабаре стажерке, не то, чего доброго, ей приспичит посмотреть. Не хотелось терять время.
Гаечка внезапно схватила Садовникова за руку.
– Ты слышишь?
Ветер нашептывал детскими голосами. Сталкер стиснул зубы, словно от мучительной боли: столько горечи и тоски было в потустороннем шепоте.
«Ты наш папа? А мы пойдем домой?»
Садовников с силой запустил три гайки подряд.
– Шагаем быстро, но осторожно. – пробурчал он, чтобы перебить назойливые, как нытье комариной тучи, голоса. – Сама ведь уверяла, что дети – это зло.
«Очень кушать хочется… отведи нас домой!»
Судя по тому, как побледнела Гаечка, она тоже едва сдерживалась под натиском этой неожиданной атаки.
«Папа, кушать… Забери нас домой…»
До края детской площадки было не больше пяти метров. По периметру торчали метелками
«Слышишь, ты, хромой!»
Голоса не унимались, их тон стал угрожающим. Десятки фантомных девочек и мальчиков повторяли тонко, но злобно:
«Хромая гнида! Пьянь! Остановись! Отделаем тебя твоей же палкой! И сучке твоей перепадет!»
– Обходим деревца по правой стороне. – распорядился Садовников. – Не вздумай к ним прикасаться, не нравятся они мне.
– Поняла, не идиотка… – буркнула Гаечка.
«Стой! Хромой! Бомжара! Импотент! Ничтожество! Графоман!»
Вдруг голоса стихли, будто кто-то одним махом повернул рукоять громкости на ноль. И в воцарившейся тишине Садовников услышал нарастающий рокот, который перемежался с лязгом разболтанного металла и хлюпающими звуками.
Сталкер крутанулся на каблуках, определяя источник шума, и почти сразу же наткнулся взглядом на оборванную теплотрассу, идущую вдоль гаражей. Труба подергивалась, словно гигантский дождевой червяк, из разверстой «глотки», окруженной «клыками» зазубренного железа, доносилось вполне себе физиологическое бульканье.
До рези в глазах завоняло кислятиной.
Садовников схватил Гаечку за плечо и кинулся к холму, жмущемуся к торцевой стене пятиэтажки. Когда-то с этих крутых склонов наверняка было так удобно и весело съезжать на санках, теперь же возвышенность превратилась просто в кучу спекшейся коричневой земли.
Едва они взобрались на вершину, как из теплотрассы хлынул поток «зеленки».
– Ой… – Гаечка поморщилась и неумело сплюнула. – Гадость-то… Фу!
«Зеленка» стремительно обволокла двор и подъездные пути тонкой, заметно фосфоресцирующей даже при дневном свете пленкой.
– Приехали… – Садовников бросил трость на землю, уселся, насупившись.
– Она что – радиоактивная, Костыль? – полюбопытствовала Гаечка.
– О радиации в наших краях я не слышал, – ответил сталкер. – Это – «зеленка», мать ее. Желчь Зоны.
– Фу… – еще раз поморщилась Гаечка.
– Она на высоту не взбирается. Да садись ты. – Садовников похлопал по земле рядом с собою, подняв пыль. – Не отсвечивай! Надо переждать, когда «зеленка» схлынет, тогда и пойдем дальше.
– А куда она схлынет? В канализацию? В подвалы? – Гаечка с опаской наблюдала, как ядовито-зеленая субстанция обтекает препятствия.
– Не знаю – куда, в канализации и подвалах – «ведьмин студень», – ответил Садовников, закуривая. – Да какая разница!
Пока суд да дело, надо было перевести дух и подумать, каким путем продолжать уносить ноги. Зона теснила их вглубь своей территории, словно не желала отпускать. Шатун, детская площадка с голосами, «зеленка». Что будет дальше? Садовников зло затянулся, одним махом спалив половину сигареты. Еще и таинственные наблюдатели, засевшие в пятиэтажке, если Гаечку не обманула «чуйка».