Темный дом
Шрифт:
На окна были опущены шторы, под потолком сияла люстра. В центре зала возвышалась серебристой свечой украшенная игрушками и мишурой сосна. Под новогодним деревом лежали нераспакованные подарки. Вот это было действительно странно… Шимченко подумал, что ему вешают лапшу на уши, и что с Виталиком все-таки что-то случилось.
Лица сенатора коснулся теплый ветерок. Это был нездоровый воздух. Словно зверь дыхнул в лицо гнилью и сырым мясом.
Шимченко шагнул вперед, Большой бесцеремонно схватил его за плечо.
– Опасно, шеф, –
– Чего? – не понял Шимченко.
– «Комариная плешь», – повторил Большой и осторожно переступил через порог. – Во-он! Видите?
Он указал на неопрятное красное пятно, которое выглядело так, словно кто-то вылил на паркет бутыль томатного сока. Возле пятна поблескивали металлом какие-то нашлепки.
Шимченко не сразу сообразил, что такое «комариная плешь», хотя он действительно прожил бок о бок с Зоной целую жизнь и знал множество реалий того запретного места. «Комариная плешь»? Такое мог выдумать Виталик, но никак не взрослый человек без особого воображения, каким был Большой.
Хыча шмыгнул носом и тоже выглянул за порог. По тому, как белели кости судорожно сжатых на ружье пальцев, по сосредоточенному взгляду, по полусогнутым в коленях ногам Шимченко понял, что Хыча готов драться не на жизнь, а на смерть с неведомой угрозой, которая, почему-то, должна был нагрянуть из глубины зала.
«Может, они меня разыгрывают?» – подумал Шимченко уже скорее из упрямства, а не потому, что верил в это.
– Долбаный сталкер! – прошипела снова Ангелина. – Кинул нас! Туфту впарил! Подсунул елку с аномалией!
Шимченко было трудно чем-либо удивить, но на сей раз жена поразила его безграничной глупостью.
– Вы заказали елку сталкеру? – Сенатор ожег Ангелину взглядом. – Вы в своем уме? Зачем? Тайга в двух шагах от дома!
– Пап… – всхлипнули на лестнице. – Ангелина врет, сталкер ни при чем.
– Виталька! – Шимченко жестом приказал жене и братанам убраться с дороги.
Сын сенатора стоял на ступенях, повесив нос и опустив плечи. Нервные пальцы мяли край майки цвета хаки.
– Пап, это я виноват. – Виталик шмыгнул носом. – Я устраивал тематическую сталкерскую супервечеринку, и для этого мне нужно было ну хоть что-нибудь из Зоны. Что-нибудь настоящее. Я попросил елку, и вот они, – кивок в сторону Ангелины, – ее достали. Они не виноваты, папа.
Сенатор окинул взглядом шайку-лейку.
– Ну конечно, – проворчал он. – Во всем виноват четырнадцатилетний пацан. Взрослые люди, у которых не оказалось своей головы на плечах и которые выполнили каприз малолетки слово в слово, никаким боком не виноваты.
Ангелина оскалилась.
– Да мы тут хороводы вокруг твоего мальчишки водим! – вспылила она. – Потому что некоторые не могут уделить ни часа драгоценного времени для сына!
Большой и Хыча втянули головы в плечи и отступили. Казалось, что они не прочь стать
Шимченко прочистил горло и обратился к Ангелине:
– Еще раз повысишь голос в моем присутствии, отправлю тебя туда, откуда взял. Зимой в деревне хорошо: работы в поле нет.
Ангелина бросила пару негодующих взглядов в сторону мужа и Виталика, потом опустила голову.
– Друзья мои, – проговорил тогда Шимченко. – В моем доме – незаконно вынесенный из Зоны Посещения объект. Поскольку он опасен, то это – до восьми лет с конфискацией. – Он наклонился к Ангелине: – Сколько человек знает об этом?
Большой, Хыча и Ангелина переглянулись. Шимченко с присвистом втянул воздух сквозь зубы. Большой сделал шаг вперед.
– Не больше десяти человек, вместе с нами и с Виталиком, – сказал он. – Когда мы узнали, что тут такие пироги, то сразу закрыли зал якобы на ремонт и сняли с него наблюдение.
– А как вы узнали об аномалии?
Большой вздохнул и с явной неохотой вынул мобильник. Потыкал толстым пальцем в экран, затем передал телефон Шимченко.
На экране была черно-белая картинка – запись камеры наблюдения. Сенатор увидел пустой зал и сосну, потом на паркет легла длинная тень. Под камерой прошла женщина в длинном платье.
– Она решила убрать разбросанные Виталиком гайки, – прокомментировал Большой.
Шимченко прищурился. Фигурка задержалась перед сосной. А затем – сенатору показалось, что он видит какой-то голливудский спецэффект, – смялась, словно была не человеком из плоти и крови, а муляжом из папье-маше, полностью исчезнув из вида. Шимченко вспомнил лужу засохшего «томатного сока» на паркете и почувствовал ярость.
– Это была наша горничная? – спросил он сквозь зубы. – Это была Мила Скленарж, которую я выписал из Праги?
– Так точно… – просопел Большой.
Шимченко запустил мобильником в стену. Во все стороны брызнули обломки. Хыча и Большой отпрянули, Ангелина взвизгнула и закрыла лицо ладонями.
– У Милы – муж и двое детей! – зло проговорил Шимченко, хрустя суставами пальцев. – Вы представляете, сколько будет стоить их молчание? Вы что, думаете, мне бабки с неба сыплются? Думаете, что вам все можно, если вы – мои люди? Если это так, то вы ошибаетесь. И за вот эту подставу, – он указал на сосну, – вы ответите!
Он уже представлял заголовки газет и сетевых информационных агентств. Сенатор из Зоны Посещения… Определенно, в этом была ирония судьбы. Предвыборная пиар-компания обернулась неприглядной реальностью, нашла его в стенах собственного дома и вышла боком. Как говорится, не буди лихо, пока оно тихо. Не стоило заигрывать с темной, нечеловеческой силой; Зона, быть может, и помогла ему заполучить портфель сенатора, однако расплата воспоследовала.
– Ответим, Всеволод Леонидович, – пробурчал Большой. – Зуб даем – ответим. Землю будем жрать, но все исправим.