Темный Империум: Чумная война
Шрифт:
Он выбрался из резервуара дабы предстать перед ними. Его босые ноги опустились на поверхность пола, что вибрировал особенно сильно. Галатан был в разы мощнее любого космического судна, и его реактор оповещал об этом каждый уголок этой крепости. После мертвенной тишины Хонорума, этот звук радовал его слух. Умиротворенность промерзшего мраморного мира не была тем, что он хотел носить внутри себя.
Капитан Орестинио бросил на него скорбный взгляд – Юстиниан был выше его на голову. Капитан родился на Хоноруме – это читалось по выражению его лица.
‘ Не действует, ’ – в какой-то мере даже обидчиво
По его коже пробежала сильная дрожь.
‘Ты сопротивляешься, брат, ’ –сказал Вул Дирез. Его голос был таким же мрачным, как и лицо Орестинио, а его маска лишь усиливала этот эффект. ‘Не сопротивляйся. Ты должен знать все о своем новом доме. Ты должен стать одним из нас. ’
‘Мне жаль, ’ – ответил Юстиниан. ‘Возможно, это происходит из-за моего возраста. Возможно, мой мозг уже слишком развит для того чтобы принять воспоминания машин. ’
‘Гипномат Новум может работать с десантником любого возраста, ’ – сказал Дирез. ‘Эти машины используются как полноценными братьями, так и неофитами. ’
‘Он может работать даже с Десантниками Примарис? ’
‘Да, ’ – сказал Орестинио. ‘Как и задумывалось Белизарием Коулом. ’
‘Коулом? ’
‘Мы спрашивали, и он ответил, брат, ’ – сказал Орестинио.
Юстиниан позволил своей злобе затмить его лучшие стороны. ‘Он не работает. Он… ’
‘Брат мой, ’ – прервал его капитан. ‘Я понимаю. То, через что ты прошел оставило тяжелую травму в твоей душе. Пережить раскол братства – очень тяжкое испытание. ’
Юстиниан перевел свой взгляд с бесстрастного шлема-маски Капеллана на Орестинио. Он должен держать свой язык за зубами. Но он не мог.
‘Как вы можете понять? Вы были рождены на Хоноруме, рождены Новамаринами. ’ В его голосе различались ноты агрессии.
‘Тебе следует лучше подбирать слова, брат, ’ – сказал Капеллан. ‘Ты обращаешься к старшим по званию. Проблема заключается в тебе, а не в нас. ’
‘Брат-Капеллан, прошу, ’ – сказал Орестинио. Не посмотрев на воина-жреца, он протянул свою руку. Его ладонь была сжата в кулак, но в его лице не было злобы. Это был деликатный жест помощи, а не средство для нанесения удара. ‘Послушай, Юстиниан Паррис. Я понимаю тебя,’ – сказал Орестинио. ‘Хонорум – наш дом, наши сердца прикованы к нему. Но наш Орден постоянно странствует. Вот почему мы так превозносим Хонорум, вот почему мы так превозносим деяния погибших. Это сплачивает нас даже тогда, когда мы далеко друг от друга. Чаще всего, именно так мы и несем нашу службу – вдали от дома. ’
‘Как это относится к тому, что я испытал? ’ – спросил Юстиниан.
Орестинио наклонил свою голову так, будто хотел упрекнуть Юстиниана в чем-либо. Но он не был зол. Юстиниану казалось, что капитан сожалеет о том, что произошло. ‘Я не закончил, брат. Мы можем сражаться вместе так же долго, как ты и другие Бесчисленные Сыны. Иногда – еще дольше. Мы можем возвращаться в лоно Ордена и сражаться вместе многие годы. Между нами устанавливаются прочные узы. Тем не менее, мы должны отправляться туда, куда зовет долг. В те моменты, когда мы вновь можем вернуться домой, наши братства оказываются расколотыми из-за войн, которые мы ведем. Мы рискуем больше никогда не увидеть своих братьев. Тебе это знакомо? ’
Я больше никогда не увижу моих братьев, подумал Юстиниан.
Орестинио положил руку на плечо Юстиниана. ‘Братство никогда не оставит тебя, брат. Никогда. За свою жизнь ты успел совершить множество славных деяний. Я ознакомился с твоим послужным списком. ’
Юстиниан нерешительно кивнул.
‘Присоединись к нам. Мы проведем специальный ритуал. Ты будешь удостоен чести носить на своем теле татуировки, которые расскажут о твоих былых подвигах. Такие, какие носим и мы. ’ Он оттянул изолирующий материал доспеха вниз, обнажая свою шею, на которой в изысканной манере было отображено сражение с аэльдари.
‘Так Император сможет оценить ценность наших деяний, когда мы падем, ’ – добавил Капеллан.
‘Обычно, мы проводим процедуру подтверждения этих деяний авточувствами и братьями из нашего Ордена, ’ – сказал Орестинио, ‘ибо мы хотим быть уверенными в том, что эти деяния действительно имели место быть. Мы доверим тебе рассказать нам о своих подвигах самостоятельно. Это позволит тебе прочувствовать узы братства лучше. Ты должен сделать это сейчас, ибо скоро мы отправимся на Парменио. ’
‘В другой раз, ’ – сказал Юстиниан. Он отвернулся, будучи неспособным выдержать взгляд искренних глаз капитана. ‘Это – моя старая жизнь. Это – новая. Мне следует хранить те деяния, что я совершил на службе этого Ордена так, как это принято у вас. Мои былые подвиги принадлежат прошлой жизни.
‘Хорошо, ’ – сказал Орестинио. Он был разочарован, но, тем не менее, не стал настаивать. ‘Как пожелаешь. ’
Похоже, что Дирез резко осуждал подобный отказ от традиций ордена. Юстиниан чувствовал это сквозь черные линзы его маски-черепа.
‘Если возможно, я хотел бы уйти, ’ – сказал Юстиниан. ‘Мой отряд заступает в дозор только через два часа. Я бы хотел потренироваться. Думаю, возможностей сделать это на Парменио у нас не будет. ’
‘Война – наше призвание. Иди, я благословляю тебя, ’ – сказал Орестинио.
Капеллан Вул Дирез воздержался от аналогичной фразы.
Глава четвертая
Ку’гат призван
‘Больше помоев! Больше крови! Больше гнили! Больше! Больше! ’ – проревел Септикус Седьмой – Седьмой Лорд Седьмой Паствы, Великий Нечистый Нургла и самый удачливы из прислужников Ку’гата Чумного Отца, что был третьим из фаворитов Нургла.
По крайней мере так думал Септикус. Сегодня был не самый удачный день. Претенциозный, превозносимый, величайший Ку’гат никогда не был в хорошем расположении духа, но сегодня он был особенно разочарован. Его настроение портилось с каждой минутой.