Темный карнавал
Шрифт:
— Да. Я хочу уехать.
— Утром ты совсем поправишься.
— Нет. Нет, не поправлюсь.
— Поправишься.
— Я знаю, что не поправлюсь. Я плохо себя чувствую.
— Переправка нашей машины обойдется не в одну сотню долларов, — заметил Джозеф.
— Не важно. У меня на счету лежит двести долларов. Я заплачу. Пожалуйста, давай поедем домой.
— Завтра выглянет солнышко — и тебе станет лучше. Это у тебя все оттого, что стемнело.
— Да, солнце зашло и ветер сильный, — прошептала Мари, закрывая
— Мексика — довольно большая страна, — возразил Джозеф.
— Разве здешним жителям не бывает одиноко?
— Они привыкли к такой жизни.
— Выходит, страха они не испытывают?
— У них есть вера.
— Как жаль, что у меня ее нет.
— Если ты примешь веру, то перестанешь думать, — сказал Джозеф. — Стоит слишком глубоко во что-то поверить, и места для свежих идей уже не останется.
— Сейчас, — еле слышно проговорила Мари, — мне больше всего именно этого и хотелось бы. Не надо мне места ни для каких свежих идей, хорошо бы просто перестать думать — и поверить во что-нибудь настолько сильно, чтобы некогда было бояться.
— А ты разве чего-то боишься?
— Если бы у меня была вера, — продолжала Мари, не слушая Джозефа, — у меня был бы рычаг, чтобы себя приподнять. Но сейчас у меня рычага нет — и я не знаю, как себя приподнять.
— О господи… — промычал Джозеф, усаживаясь на стул.
— Когда-то я была верующей.
— Баптисткой?
— Нет, тогда мне было лет двенадцать. Но это в прошлом. Хочу сказать о том, что было дальше.
— Ты мне никогда об этом не рассказывала.
— Ты должен был бы знать.
— Что еще за вера? Гипсовые статуи святых в ризнице? Или какой-нибудь особый святой, перед которым надо читать молитвы по четкам?
— Да.
— И он откликнулся на твои молитвы?
— На некоторые. А потом — нет, никогда. Больше ни разу. Уже годы прошли. Но я все еще молюсь.
— И что это за святой?
— Святой Иосиф.
— Святой Иосиф. — Джозеф встал и налил себе в стакан воды из графина. В тишине комнаты слышно было, как лилась одинокая струйка. — Мы с ним тезки.
— Совпадение, — проговорила Мари.
Оба минуту-другую смотрели друг на друга.
Джозеф отвел глаза.
— Гипсовые статуи святых, — пробормотал он, глотнув воды.
Спустя некоторое время Мари его окликнула:
— Джозеф?
— Да.
— Подойди ко мне и возьми меня за руку, ладно?
— Ох уж эти женщины, — со вздохом произнес Джозеф.
Он подошел и взял Мари за руку. Через минуту Мари высвободила руку и спрятала ее под одеяло. Рука Джозефа осталась пустой. Закрыв глаза, дрожащим голосом она проговорила:
— Ладно, забудь. Когда воображаешь, получается лучше, правда. Когда мысленно по моей воле ты держишь мою руку в своей.
— Бог ты мой, — сказал Джозеф и направился в ванную.
Мари выключила свет. В темноте видна была только узкая полоска света под дверью ванной. Мари прислушалась к сердцу. Оно билось упорно с частотой сто пятьдесят ударов в минуту, а ее костный мозг по-прежнему пронизывала мелкая жалобная дрожь, словно в полости каждой кости ее тела была заключена, как в бутылке, трупная муха, которая ныряла вверх-вниз, жужжала, билась и трепетала где-то глубоко, глубоко, глубоко. Взор Мари обратился вовнутрь себя: там притаилось ее сердце, разбивающее себя вдребезги о грудную клетку.
В ванной шумела вода. Мари слышала, как Джозеф чистит зубы.
— Джозеф!
— Да? — отозвался он из-за закрытой двери.
— Подойди сюда.
— Чего тебе?
— Я хочу, чтобы ты мне кое-что пообещал. Ну прошу тебя, прошу, пожалуйста.
— Что еще?
— Сначала открой дверь.
— Ну что там такое? — настойчиво переспросил Джозеф за закрытой дверью.
— Пообещай мне… — начала Мари и запнулась.
— Пообещать что? — после долгой паузы переспросил Джозеф.
— Пообещай… — повторила Мари и не смогла продолжить.
Она лежала на кровати. Джозеф не ответил. Мари слушала, как наручные часы и ее сердце бьются в унисон. На наружной стене гостиницы скрипел под напором ветра фонарь.
— Пообещай мне, если что-нибудь… случится… — Слова Мари, приглушенные и немощные, доносились до нее самой издалека, как если бы она разговаривала с Джозефом, стоя на вершине одного из холмов, окружавших город. — Если со мной что-нибудь случится, ты не похоронишь меня на этом ужасном подземном кладбище!
— Не говори глупостей, — сказал Джозеф за дверью.
— Ты мне обещаешь? — переспросила Мари с широко раскрытыми в темноте глазами.
— О таких глупостях незачем и говорить.
— Пообещай мне — пожалуйста!
— Утром ты встанешь как ни в чем не бывало.
— Пообещай, иначе я не усну. Усну, если только ты мне скажешь, что не дашь меня там похоронить. Я не хочу, чтобы меня там похоронили.
— Ну вот, приехали! — взорвался Джозеф.
— Пожалуйста! — повторила Мари.
— Да с какой стати я должен раздавать всякие нелепые обещания? — раздраженно спросил Джозеф. — Завтра ты придешь в норму. Но если все-таки помрешь, то будешь очень мило смотреться между мистером Гримасой и мистером Зевком, с вьюнком в волосах. — Джозеф от души расхохотался.
Наступило молчание. Мари недвижно лежала в темноте.
— А ты разве не считаешь, что будешь очень мило выглядеть? — со смехом спросил Джозеф из-за двери.
Лежа в темноте, Мари не отозвалась.
— Правда не считаешь?