Темный лорд. Заклятье волка

Лахлан Марк Даниэль

— Чего? Полового бессилия? — Луис едва не засмеялся. Мальчишка покраснел до кончиков ушей.

— Ну, примерно. Не оно, но похоже.

— Так что же именно?

Мальчик раскачивался взад-вперед, глядя на статую сати­ра, как будто она могла объяснить все вместо него.

— Мне не стоит говорить об этом вслух.

— Но какое действие производит заклятие?

— Это оковы битвы, как говорил мой отец, которые нало­жил Один. Он насылает их прямо в разгар сражения на са­мых сильных и храбрых воинов, которых хочет видеть в сво­их чертогах, и они не могут сдвинуться с места,

не могут себя защитить. Это и есть оковы битвы. На мне лежат такие оковы.

Луис улыбнулся.

— Не все в этой жизни от заклятий. Того, кого Господь со­творил мягкосердечным, нельзя переделать, перековать.

— Я вовсе не мягкосердечный, — проговорил Змееглаз так убежденно, что Луис тут же поверил, хотя и слегка содрог­нувшись. — Внутри меня живет волк, только он никак не мо­жет вырваться на свободу.

— Может быть, ему больше нравится там, где он сейчас?

Змееглаз сжал руку в кулак, и Луису на миг показалось, что мальчик хочет ударить его.

Луис вскинул руки, признавая свое поражение.

— Я не могу тебе помочь. Я никогда раньше не слышал о такой напасти.

— Но как же тогда все остальное? Как ты снимаешь про­клятие, вызывающее сыпь или невезение?

— Спасение от всех невзгод идет через Христа, — пояснил Луис. — Если ты вмешиваешься в дела дьяволов, дьяволы вмешиваются в твои. Что это ты носишь на шее?

— Подарок отца, а ему он достался от его отца. Это вол­шебный камень.

— Какое волшебство в нем заключено?

— Он приносит удачу и защищает от ведьм.

— Верить в такое — значит верить в демонов, — заявил Луис.

— Это подарок. Для первенца. Я не могу отказаться от него.

— В таком случае ты получил от меня совет, но отверг его, — сказал Луис. — Когда ты обратишься к Христу, то уви­дишь, что все заклятия спали с тебя. Магия, истинная магия, ничто против истинной веры.

— Но как же тогда император, — спросил Змееглаз, — и все те могущественные люди, которые боятся черного неба? Как насчет города, на который пало проклятие черных небес? Здесь построен самый большой дом твоего бога на целом све­те, и все равно проклятие действует. Фимбулвинтер, как на­зывают это у нас. Фимбулвинтер!

— Что такое Фимбулвинтер?

— Мороз и голод, которые предшествуют Рагнарёку, су­меркам богов. Говорят, боги погибнут здесь, а когда это про­изойдет, город рухнет.

Луис надолго задумался. Слова мальчика произвели на не­го сильное впечатление. Заклятие не должно влиять на лю­дей истинной веры. Христос изгоняет бесов. Но ведь импе­ратор пострадал, начальник священных покоев дал понять, что и сам находится под действием какого-то проклятия. Лу­ис старался вспомнить из истории, осаждали ли демоны на­стоящих святых. Вот Иов, Господь же допустил, чтобы Сата­на ополчился на него? Однако бесы всегда бегут от Бога. Говорит же Иаков в своем послании: «Ты веруешь, что Бог един: хорошо делаешь; и бесы веруют, и трепещут».

Он вспомнил о медали, которая подтверждала близость мальчика к императору. Этот странный юноша может по­служить полезным источником информации. К тому же не повредит, если пройдет слух, что Луис на короткой ноге с доверенным лицом императора,

хотя на самом деле это до­веренное лицо настоящий язычник. Но императору можно, потому что ему никто не станет задавать вопросов. А вот Лу­ис сильно рискует. Если он обратит язычника в христиан­ство, для него это будет большая победа. Он знал, как взы­вать к чувствам подобных людей. Северяне ведь ехали в Ру­ан не за знаниями, не за мудростью, а за золотом, оружием и красивыми домами.

— У тебя серьезная и очень странная болезнь, — начал Лу­ис. — Плохо, когда воин подвержен такой напасти. Вот что я тебе скажу, мальчик. Пока ты веришь в идолов, ты не исцелишься. Посмотри на своих сородичей, которые живут в ла­чугах и под навесами. Даже ваши великие вожди живут ку­да хуже обычных торговцев со здешней Средней улицы. Посмотри на собор Святой Софии. Разве Одину когда-ни­будь возводили такие величественные храмы? Подумай о том, какие богатства есть у императора и священников, ка­кие победы одерживает их армия. Когда мятежник пал под Абидосом, его поразил Господь, потому что Господь ненави­дит мятежников — неповиновение есть грех Люцифера. От­ринь своих идолов, чтобы прийти к Христу.

— Болли Болисон со своей армией живет неплохо, покло­няясь Одину.

— Их никогда не пустят в этот город, никогда не позволят служить императору так, как они могут, если они будут упор­ствовать в идолопоклонничестве. Ты человек с амбициями. Сними камень, и всем твоим бедам конец.

Змееглаз поднес руку к подвеске. Он попытался снять ее, точнее, рука потянулась к амулету, а потом снова упала.

— Я никогда его не снимал, — сказал он, — только если сгнивал кожаный ремешок или рвалась веревка. Мне кажется, не к добру снимать камень. Его дважды снимали у меня с шеи в детстве, но ненадолго. Это же защита от магии, так все мои родственники говорили.

— Но ты же считаешь, что тебя поразило проклятие.

Змееглаз опустил голову. Свет в саду угасал, серое небо стремительно темнело. Луис обернулся на дворец. Ему пора идти к Аземару.

— Я срежу его, если хочешь, — сказал Луис.

Мальчик ничего не ответил, так и стоял со склоненной го­ловой.

Луис вынул из-за пояса мальчика нож.

— Вот, — сказал он, — сейчас я освобожу тебя.

Змееглаз на мгновение съежился, как будто сопротив­ляясь.

— Я устал, — сказал Змееглаз. — Устал от насмешек, от собственной трусости. Я устал от того, что я не мужчина. По­чему другим достается слава и честь, а я стою, оцепеневший под градом насмешек, не в силах показать, на что способен? Если Иисус даст мне избавление, если сможет превратить ме­ня в убийцу, я стану его слугой.

Луис тоже устал. Неважно, как этот мальчик понимает Христа, главное, чтобы почитал его. Смысл Библии пусть разъясняют ему те, у кого больше терпения и больше свобод­ного времени.

— Ты должен принять крещение, — прибавил Луис. — И не забудь сказать императору, что это я привел тебя к Бо­гу. Вот, теперь ты свободен. — Он перерезал ремешок на шее мальчика и снял камешек.

Змееглаз распрямился и потянулся, словно человек, кото­рый слишком долго сидел.

— Я не ощущаю разницы, — сказал он.